Лидия Вакуловская - Свадьбы

Тут Татьяна Даниловна увидела Кондрата Колотуху, родного брата Петра, известного оперного певца, и его жену-скрипачку, и родную сестру Петра, врача-невропатолога, прибывших из Киева. Увидела и своих двоюродных и троюродных сестер, родных и двоюродных теток, пожаловавших на свадьбу из села Новые Мельницы. Она стала со всеми целоваться и так разошлась, что начала целовать и сестру Настю, которая уже садилась в машину, высоко поднимая, чтоб не смять, новое кримпленовое платье, совершенно позабыв, что кримплен тем и хорош, что не мнется.

Настя же, счастливо взволнованная и полыхавшая румянцем, отчего-то подумала, что сестра Татьяна целуется с нею лишь потому, что тоже хочет сесть в машину и ехать с ними, и сказала ей:

— Ой, Таня, некуда уже. Поликарп Семенович только четверых берет, больше в «Победу» не положено. Ты с нашими побудь, пока гости начнут сходиться. Мы скоро вернемся.

Поликарп Семенович, одетый в наглаженный полотняный пиджак, в шляпе и в очках с двойными линзами, обошел машину, сохраняя на лице печать торжественной муки, плотно закрыл все дверцы, сел за руль, поправил очки, затем нажал ногой на стартер, а рукой на рычаг скорости. В машине что-то по-бычьи рыкнуло, она рванулась вперед, откатилась назад, еще раз дернулась вперед и назад и покатилась по песку к луже, которая за последние два дня так хорошо подсохла, что ее можно было не только обойти, но смело объехать.

Поликарп Семенович внимательно посмотрел в зеркальце на свой оставленный позади дом — не выглядывает ли из окна Олимпиада Ивановна? Но она не выглядывала. Тогда он чуть-чуть наддал сандалеткой на газ, отлично взял полуметровый подъемчик за лужей, отлично выполнил левый поворот и повел слегка дребезжащую какими-то деталями машину к центральной площади, строго держась середины дороги. Тем самым он доказывал Олимпиаде Ивановне, что плохое зрение ничуть не мешает ему водить машину и что машину он никому не отдаст.

Было четверть первого.

К половине второго Поликарп Семенович, супруги Колотухи и двое школьных товарищей Толика одолели двенадцать километров черниговского шоссе, сделав две остановки в пути, во время которых Поликарп Семенович поднимал капот и что-то проверял в моторе. На тринадцатом километре дороги, тянувшейся исключительно среди сосново-березового леса, они остановились. Здесь к асфальту подходила лесная дорога и среди деревьев местились домик лесника, сарай и высокий рубленый колодец с журавлем.

Все вышли из машины и стали вглядываться в направлении города Чернигова, скрытого за лесами и полями. По случаю субботы движения на дороге почти не было. Зеленую «Волгу» последней модели, в какой ожидались молодые, можно было заметить издали.

Так наступил пятый час дня. Толик с женой задерживались. Его школьные товарищи бродили по опушкам, собирали маслята и подберезовики и насобирали полное ведро, извлеченное Поликарпом Семеновичем из багажника. Петро Колотуха выкурил пачку «Беломора» и взялся за вторую. Настя вся извелась в длительном, нетерпеливом ожидании. Ее волновали, с одной стороны, задержка сына, с другой — гости, приглашенные на четыре дня. Поликарп Семенович, сидя на мшистой обочине, дважды внимательно прочел брошюру «Лечебные свойства пчелиного меда и яда». И, прочтя, тоже начал понемногу нервничать.

Сегодня он крупно, крупнее обычного, поссорился с Олимпиадой Ивановной. Олимпиада Ивановна, решив проявить характер, грудью и руками закрыла ему выезд из гаража, и Поликарп Семенович вынужден был применить таран, правда, с таким расчетом, чтобы Олимпиада Ивановна успела отскочить в сторону, и успешно вывел «Победу» первого выпуска из гаража во двор. Олимпиада Ивановна окончательно потеряла контроль над собой и крикнула ему:

— Чтоб вы разбились по дороге!

— Чтоб ваш язык отсох! — вынужден был крикнуть Поликарп Семенович. И тут же, приняв окончательное решение, крикнул похлеще: — С этого дня я живу самостоятельно! Завтра же все разделим!

Теперь Поликарп Семенович считал, что ему нужно срочно вернуться домой, иначе Олимпиада Ивановна уже вполне может думать, что ее проклятие сбылось и что он лежит где-нибудь в морге.

Поликарп Семенович поднялся с обочины, намереваясь сообщить Колотухам, что больше не может ждать. Но тут вдалеке показалась машина и все закричали:

— «Волга», «Волга»!

Потом все увидели, что «Волга» зеленого цвета, и снова закричали:

— Едут, едут!!

Все взялись за руки и перекрыли дорогу.

«Волга» остановилась. Но это было такси, и в нем сидел Сергей Музы́ка с другом. Настя и Петро узнали Сергея, а Сергей узнал их. Они сказали Сергею, что ждут сына с молодой женой на такой же «Волге» зеленого цвета, а он сказал, что провел с другом два дня в Чернигове: смотрели город, смотрели пушки, оставленные Петром Первым после Полтавской битвы в Чернигове, на валу, где теперь городской парк.

— Может, и Толика нашего встречали? — с надеждой спросила Настя.

Сергей Музы́ка ответил, что Толика, к сожалению, не встречали. Настя и Петро пригласили Сергея с другом на свадьбу, и те уехали.

После этого Поликарп Семенович сказал, что больше ждать не будет.

— Поликарп Семенович, хоть десять минуточек еще, — взмолилась Настя. — Они вот-вот будут.

— Извините, но не могу, — вежливо ответил Поликарп Семенович. — Вы не учитываете того факта, что машина с часу дня стоит на солнце.

Он сел за руль, а за ним и все другие сели в машину.

— Не волнуйся, Настенька, — успокаивал жену Петро. — Что ж мы в самом деле будем торчать на дороге? Там люди давно собрались, а хозяев нет. Некрасиво. Мы свадьбу начнем, а они подъедут.

— Ох, правда, там же люди ждут! — сказала Настя, будто только сейчас очнулась, — И верно: мы начнем, а Толик с Людой подъедут.

В этот день в доме Серобаб было так глухо и тихо с утра, будто и не предвиделось у них никакой свадьбы.

Меж тем все семейство находилось дома: Саша и отец с матерью. Груня поднялась ни свет ни заря и возилась по хозяйству: кормила свиней, кур и индюков, потом возилась на кухне, готовя завтрак. Гнат проснулся позже, слазил на чердак, достал старый велосипед с облупленной рамой и «восьмеркой» на переднем колесе, унес его за хату, к той стене, куда падало раннее солнышко, взялся прямить спицы и клеить полопавшиеся камеры.

Саша тоже проснулась с рассветом, но не выходила из своей угловой комнатки, где крепко пахло розами, стоявшими в кувшине на подоконнике. Это были поздние и уже последние розы лета, им оставалось продержаться на кусте день-два. Саша срезала их, все шесть черновато-пурпурных роз, бросила в кувшин таблетку пирамидона, и розы жили в воде уже пятый день, не уронив ни одного бархатистого лепестка.