Адыл Якубов - Тревога

— Все? Больше нет вопросов? Ну и оставьте меня в покое! Опротивело все…

…Когда Мутал попытался заговорить с Валиджаном, тот отмахнулся и от него, выдавил сквозь зубы:

— Искалечили люден, а теперь хотите увильнуть от расплаты? Не выйдет. Ответите за все!

Снова вспомнил тогда Мутал о неладах в семье Шарофат, о вспышках ревности ее мужа. Правда, сам он, Мутал, не давал никаких поводов к этому.

Еще больше поразил Мутал а Набиджан. На второй день ареста председатель навестил его. Парень весь осунулся, почернел. Разговаривать отказался, но под конец выкрикнул сквозь слезы:

— Ладно, валите все на меня! Если ваша совесть вытерпит…

Его слова точно кинжалом полоснули по сердцу Мутала. У него и в мыслях ни разу не мелькнуло перекладывать вину на других…

Но признать, что он силой заставил Набиджана сесть за руль, а с Султаном затеял драку? Нет, это было бы глупой игрой в благородство!

Уже за полночь Мутал, подписав одну часть протокола допроса и не подписав другую, распростился, наконец, со следователем. Нужно было ехать в Чукур-Сай.

В ту тихую звездную ночь по дороге в Чукур-Сай ему пришла в голову странная с первого взгляда мысль: это хорошо, что подвел родник Кок-Булак и нужны героические усилия, чтобы спасти урожай в долине. Иначе что бы он делал сейчас со своим горем?

Да, горевать было некогда. Домой в ту ночь он так и не попал, лишь перед самым рассветом вздремнул часок на полевом стане бригады У сто.

А на заре уже прибыла на грузовике первая партия людей, затем вторая, третья… Нужно было начинать рытье арыка.

В первые минуты Мутал, оставаясь незамеченным, внимательно и с затаенной тревогой наблюдал за колхозниками. От тревоги сразу же не осталось следа. Наверное, уже один вид пшеницы — густой, высокой, но словно начинающей томиться от недостатка влаги, — убеждал людей сильнее, чем тысяча словесных увещеваний. Едва спрыгнув с машины, колхозники спешили в поле. Оттуда неслись голоса:

— Вот это хлеб! Уродился на славу!

— Если сбережем, по пуду на трудодень выйдет.

— Сбережем, с помощью всевышнего!.. Гляди, как раис крепко взялся!

Часам к девяти Тахир привез обоих стариков — Абдурахмана и Рахима и с ними Муборак. Они успели съездить в больницу. Абдурахман-мираб держался, как и накануне, замкнуто, строго. Ни слова не сказал о состоянии дочери. А ее состояние оставалось тревожным, об этом позже сообщила Муборак.

Люди притихли, когда старик Абдурахман, прямой, неторопливый, вышел из машины. Он обвел всех строгим взглядом из-под седых мохнатых бровей и сказал просто и веско:

— Нужно начинать, председатель.

Абдурахман-мираб посоветовал распределить всех по пяти бригадам, каждой из них отвести по километру трассы и начать работы всем сразу, широким фронтом. Усто Темирбек, коротко переговорив с мирабом и председателем, отобрал людей себе в шестую бригаду.

— Это у нас будет саперный батальон! — объявил он.

«Саперам» предстояла самая сложная работа: помогать сварщикам монтировать трубы над руслом реки и ставить деревянные подпорки под трубопровод.

Только к обеду все утряслось, работа закипела от конца к концу будущей водной магистрали. Мутал с Рузиматом поехали на шахты за подъемным краном, без которого трубы не уложишь.

Но и удачи, видно, не всегда идут чередой. Не успел Мутал, вернувшись, вылезти из машины, как подошла Муборак и сообщила: только что здесь был районный прокурор и с ним представитель обкома товарищ Рахимджанов. Поговорили немного, поглядели и уехали в кишлак. Сказали, что там подождут председателя.

Мутал сел в машину — и полчаса спустя был в кишлаке. Прибывших он застал в своем кабинете.

Представитель обкома Рахимджанов, молодой, высокий, ладный собой, с копною волнистых темных волос, свисающих на лоб и левую бровь, встретил Му-тала шуткой:

— Простите, в ваше отсутствие я занял высокое председательское кресло!

Затем, взяв портфель и бумаги, он пересел на диван, к прокурору.

На минуту воцарилось неловкое молчание.

— Да… — проговорил, наконец, Рахимджанов. — Побывали мы в вашем Чукур-Сае. Печальная картина!..

Мутал кивнул головой:

— Да, радоваться пока нечему.

— Но я, собственно, по другому делу. — Рахимджанов кашлянул, резко откинул спадавшие на лоб волосы. — И с делом этим успел уже ознакомиться.

Он переглянулся с Джамаловым. Тот улыбнулся, как всегда, мягко:

— Товарищ Рахимджанов здесь уже побеседовал с людьми.

«С кем же?» — чуть не вырвалось у Мутала. Но, взглянув на Рахимджанова, он прикусил язык. После реплики прокурора Рахимджанов как-то сразу преобразился: улыбка исчезла с лица, глаза сузились.

— Вы сами-то понимаете, председатель, что вы натворили?! — неожиданно громко и резко спросил он, уставившись Муталу в лицо.

Тот вздрогнул. Слишком неожиданным был этот переход, этот карающий тон. В груди Мутала словно что-то вспыхнуло. Он проговорил глухо:

— Факты сами за себя скажут, я надеюсь.

— Вы ошибаетесь, — все с той же улыбкой вставил Джамалов, — если думаете, что для нас в деле остается что-нибудь неясное.

Рахимджанов нахмурил красивые брови.

— Никто не собирается всю вину возлагать на вас одного. Но разве недостаточно, что вы, председатель колхоза, повели себя как… заправский чапани, подрались с пьяным шофером, порвали ему рубаху!

— Вот я и надеюсь, что все разъяснится…

— Может, no-вашему, рубаха сама на нем порвалась, а? — взметнув кверху брови, спросил Рахимджанов.

Прокурор прикрыл рот ладонью, сдерживая смех. И этот сдержанный звук внезапно ожег Мутала, точно струя кипятка.

— Хорошо! — сказал он резко. — Я подрался с шофером. И порвал ему рубаху.

— Ах, вот как! — Явно задетый резкостью Мутала, Рахимджанов вскочил на ноги, зашагал по кабинету, засунув руки в карманы отутюженных брюк. Потом остановился посреди комнаты, грациозным взмахом руки откинул волосы со лба: — Теперь для меня выясняется один из главных моментов. А именно: вы не извлекли никаких уроков из всей этой трагической истории. Вы не взглянули на нее и на свою роль в ней глазами коммуниста!

— Товарищ Рахимджанов! — Мутал медленно встал со своего места. — Сделал я выводы или нет, покажет время и моя работа…

— Я еще не все сказал! — Рахимджанов предостерегающе поднял руку. — Сейчас я рассматриваю дело не с юридической стороны, а с морально-политической. Вы сознаете вашу ответственность как руководитель и коммунист?

— Да, сознаю.

— А я вот этого не вижу! Если бы сознавали, не так бы разговаривали.

— Как еще прикажете разговаривать?

— Послушайте, председатель, — с легким раздражением перебил Мутала Джамалов. — Вы бы повежливее… Все-таки перед вами уполномоченный обкома.