Адыл Якубов - Тревога

— Что касается субъективных оценок, — помолчав, уже другим тоном, с полуулыбкой добавил Джамалов, — то я также считал председателя Каримова человеком достойным. Однако… Видимо, перед нами еще одно доказательство того, что все мы порой склонны переоценивать людей.

Муминов понял намек: в свое время Джамалов был одним из противников выдвижения Мутала на пост председателя колхоза.

Пока прокурор говорил, Рахимджанов сидел почти без движения, изредка постукивая папиросой о коробку. Кажется, и он тоже понял намек Джамалова.

— На вашем месте, — сказал Муминов, глянув на представителя обкома и опять обернувшись к Джамалову, — я бы все-таки не спешил с выводами.

Правильное красивое лицо Джамалова изобразило недоумение.

— Не понимаю вас, Эрмат Муминович. — Он широко развел руками. — Этого требует серьезность происшествия. Вы же сами предложили заняться только этим вопросом.

— Да.

— Но в таком случае…

— Что же тут неясного? Неужели вы не знаете, какие тут сложные и запутанные взаимоотношения, в этом кишлаке?

— Позвольте, а какое это имеет значение? Следствие основывается на фактах, и только на них!

— Значение имеет вот какое. — Муминов опять глянул на Рахимджанова: тот сидел теперь, опустив голову, рассеянно чертил тупым концом карандаша по сукну стола. — Некоторые свидетели могут быть умышленно необъективными. Прежде всего ваша Апа!

— Вот как! — медленно бледнея, обиженным голосом проговорил Джамалов. — Почему же это вдруг Апа сделалась моей?

— Я хотел сказать: ваша главная свидетельница. Простите, пожалуйста…

Джамалов переглянулся с Рахимджановым, пожал плечами.

— Признаться, я удивлен. Впрочем, нет нужды повторяться. Скажу только: свидетелей достаточно и кроме Апы. Если же говорить о главных, то среди них Валиджан Касымов, муж искалеченной комсомолки Шарофат. Надеюсь, его вы не станете подозревать в умышленной необъективности?

Муминов промолчал. Поведение Валиджана смущало его самого, и он не мог разгадать, в чем тут дело.

— Итак, для нас, во всяком случае, все ясно. — Джамалов сложил бумаги в папку. — Вопрос о партийной ответственности Каримова — дело райкома. Но считаю нужным предупредить: прокуратура будет защищать свою позицию, ибо этот факт с трубами, не говоря уже о катастрофе, еще раз подтвердил правильность нашего мнения о Каримове. Мнения, мягко говоря, не в его пользу, как руководителя и коммуниста…

Он хотел еще что-то сказать, но заметил, что Муминов собирается возражать, и замолчал.

— Вы, я слышал, побывали в Чукур-Сае? — спросил Муминов.

— Да, побывал, и даже, если хотите, сочувствую. Но… — Джамалов положил узкую белую ладонь на папку. — У меня тут официальная жалоба управления шахтами, Эрмат Муминович. Закон есть закон.

— Никакой закон не мог предвидеть, что так сложится с посевами…

— Да, но сложности жизни никому не дают права нарушать закон. Виновные должны быть и будут наказаны!

Джамалов постоял еще немного, как бы ожидая реплик с мест. Видя, что никто ничего не собирается сказать, он, мягко ступая, попятился к двери и вышел.

Муминов посмотрел на Рахимджанова, взгляды их встретились. Тотчас Рахимджанов встал, откинул со лба волосы. Он уже не раз намеревался вмешаться в разговор, но все не находил удобного момента. Постепенно для него стало очевидным то, о чем он уже не однажды слышал и догадывался: секретарь райкома расположен к этому молодому председателю и надеется его выгородить. Этим, как теперь ему стало совершенно ясно, и объясняется строгое указание секретаря обкома: проявлять твердость и непримиримость.

А тут еще прибавилось это злосчастное дело с трубами!

Правда, когда он побывал в Чукур-Сае, в душе зародилось сомнение. Но ведь секретарь обкома говорил недвусмысленно: выявить и наказать виновных. К тому же и его намек насчет покровителей тоже подтвердился теперь, после столкновения прокурора с секретарем райкома. Оказывается, не первый раз Муминов берет председателя под защиту, и секретарь обкома, хоть и новый человек в области, видать, хорошо осведомлен обо всем этом.

Рахимджанов медленно прошелся по кабинету и остановился перед Муминовым.

— Простите, Эрмат Муминович, — начал он. — Я, конечно, пока не знаю всей сложности здешней обстановки. Но на вашем месте я не защищал бы с таким упорством этого Каримова.

Он сделал ударение на последних словах.

— Почему же? — Муминову едва удалось сдержать нервную дрожь. — Разве у нас слишком много дельных и честных председателей?

— Но разве не каждый руководитель должен отвечать за свои проступки?

— Конечно, каждый. Однако прежде следует доказать его вину.

Рахимджанов покачал головой и улыбнулся — так взрослый улыбается безвредной шалости ребенка.

— Хорошо, допустим. — Он сел, не спеша раскурил папиросу. — Насилие над шофером, возможно, еще следует доказать юридически. Пока не коснемся и вопроса о трубах, хотя тоже, знаете, дело весьма серьезное. Но то, что председатель разрешил вести машину юноше, мальчику… Это, согласитесь… На вашем месте за одно это, за безответственность, я исключил бы Каримова из партии!

— Вряд ли.

— Как так?!

— Исключением из партии, как известно, ни вы, ни я и никто другой единолично не ведает.

Лицо Рахимджанова на мгновение залилось краской. Он резким движением сломал спичку, но сразу спохватился, пошутил, с натянутой улыбкой:

— Выходит, по головке остается погладить вашего председателя?

— Этого я, кажется, не предлагал…

— Нет, позвольте! — Рахимджанов как-то весь подобрался. — У меня складывается убеждение: вы не уяснили себе всей трагичности происшедшего. А я здесь уже не первый день, разговаривал со многими…

— И разговаривали с отцом Шарофат?

— Нет… Я разговаривал с ее мужем. Достаточно, по-моему. И в такой трагический момент вы решаетесь выгораживать председателя, главного виновника! Согласитесь, это же бесчеловечно! — И снова встал, засунул руки в карманы.

— По-моему, — Муминов тоже поднялся со стула, — бесчеловечно, если мы, не доказав виновности, погубим человека.

Рахимджанов пожал плечами с видом недоумения, и Муминов вдруг отчетливо понял: он ничего не сумеет внушить или доказать этому элегантному человеку с копною молодых непокорных волос.

— Хорошо. Перейдем к делу, — Муминов сел. — Вы видели, что творится в Чукур-Сае?

— Да. Но, полагаю, то, что происходит там, никого не выгораживает и не обеляет.

— Значит, вы требуете…

— Не я требую, — секретарь обкома!

— Чего именно? Немедленно снять с работы председателя и отдать под суд?

— Требование секретаря обкома, — внушительно произнес Рахимджанов, — применить к виновникам происшедшей катастрофы то, чего они заслуживают.