Адыл Якубов - Тревога

То один, то другой вспоминал мельчайшие подробности этих сказочных, по их словам, шести дней и ночей. И каждый неизменно заканчивал одним и тем же: «Великое дело свершилось для кишлака!» Оказывается, хотя все они сразу горячо поддержали раиса, в душе мало кто верил в успех. Потому-то теперь, когда вода влила жизнь в погибавшие посевы, это кажется настоящим чудом!

Видно, слова почтенных стариков глубоко тронули Мутала. Сначала он лишь изредка вмешивался в их разговор, но потом, незаметно для самого себя, заговорил горячо и страстно, как всегда говорил о будущем кишлака, о своих планах в связи с орошением земель Чукур-Сая.

Гульчехра об этом уже знала: когда только еще начали осваивать Чукур-Сай, Мутал не раз рассказывал ей о том, что даст эта долина колхозу. Он предполагал разбить здесь большой фруктовый сад и построить дом отдыха для колхозников. И вот сегодня он снова заговорил обо всем этом, горячо и взволнованно, будто делился этими мыслями впервые.

И тут Рахим-ата, видно, не без умысла вспомнил о следствии.

По правде говоря, Муталу втайне очень хотелось знать мнение этих многоопытных и простых людей. Но он сдержался и только сказал:

— Ничего, я надеюсь, справедливость восторжествует.

И стал торопливо прощаться.

Усто и мираб проводили его и Гульчехру до машины.

Мутал уже открыл было дверцу, но Усто взял его за локоть и повел в сторону, где стоял понурившись Абдурахман-мираб.

Заметив их, старик поднял голову.

— Сын мой, прости! Вся наша семья чувствует вину перед тобой, — заговорил он взволнованно.

Мутал хотел что-то сказать, но Абдурахман нахмурился:

— Я говорю о справедливости. — И кивнул в сторону Усто: — Вот он беседовал с Валиджаном, пусть скажет сам.

— Ты только не волнуйся, Мираб, — проговорил Усто и усмехнулся в свою курчавую бороду. — Я с ним так говорил, что запомнит на всю жизнь. Но сейчас речь не о том. У меня просьба, Мутал-джан: пошли ты этого глупца в нашу бригаду. Мы его тут посадим на трактор!

— А согласится он?

— Еще бы! Я уже ему сказал. Здесь живо вся дурь вылетит из головы! А может, — Усто опять усмехнулся, — и того дуролома, Султана, тоже взять?

Мысль эта пришлась по душе Муталу.

— Что ж, было бы здорово, — сказал он и крепко пожал старикам руки.

В машине его с нетерпением ждала Гульчехра.

— Что они там? — спросила, как только Мутал сел на свое место.

— Э, ничего нового!..

Однако он опять стал задумчив и молчал почти всю дорогу. И только когда машина подошла к самому краю гряды холмов и внизу, усеянный звездочками огней, простерся кишлак, он вдруг выключил мотор и тепло сказал:

— Выйдем на минуту, ханум [18] Ханум — супруга, хозяйка. .

Тихая, ласковая на ощупь, будто шерсть черного котёнка, тьма окутала все вокруг. Дневного зноя словно и не бывало. С гор тянуло прохладным ветерком.

Луна еще не взошла, и звезды, густо рассыпанные по небу, были такими яркими, крупными, близкими, что казалось: протяни руки — достанешь.

Вокруг ни звука. Но если вслушаться в тишину, хором посвистывают кузнечики.

У подножия холмов справа чернеют хлопковые поля бригады Шарофат. А слева, на самом гребне холма, едва маячат вершины деревьев. Здесь заложен яблоневый сад.

Сад пока небольшой, гектаров десять. Но это первый сад, разбитый Муталом, и оттого он дорог ему. За яблонями — тутовые деревья, пересаженные сюда с хлопковых полей. Здесь и молодые, выращенные за два года. Сейчас иные из них уже достигли высоты верблюда. В следующем году будет от них и доход.

Мутал обнял за плечи жену, спросил взволнованно:

— Ты в этом году видела сад?

Гульчехра по голосу поняла, что у него на душе. И чтобы не огорчать его, сказала неправду:

— Видела, конечно!

Он помолчал, потом заговорил тихо:

— Знаешь, два года назад, когда меня выбрали, я не думал, что смогу сделать что-нибудь на этой работе. И уж никак не ожидал, что полюблю ее…

Гульчехра нашла в темноте жесткую, в мозолях, ладонь мужа, ласково сжала:

— Почему так говоришь? Старики что-нибудь сказали тебе?

— Да нет!

— Тогда в чем же дело? Ведь только что ты был таким… окрыленным…

Мутал засмеялся:

— А сейчас на мокрую курицу похож? Нет. Грустно немного. Понял, что мог бы сделать и побольше. Главное — люди чудесные, раньше не знал…

Он не договорил — из-за деревьев у подножия холма выскользнул луч света. Машина.

— Ну, ладно, поехали!

Они едва успели сесть в свой «газик», как массивный «ЗИС-150», груженный чем-то тяжелым, медленно проехал мимо. Пройдя метров двадцать, остановился. Кто-то открыл дверцу.

— Мутал, ты? Что здесь делаешь?

— Гуляем! — Мутал усмехнулся, узнав по голосу «хозяина» — Рузимата.

— Гуляешь? А там тебя Джамалов дожидается! — крикнул Рузимат и прикусил губу: заметил Гульчехру. Подошел.

— Что ему еще от меня?

— Э, ну его! — Рузимат махнул рукой. — Я ему все рассказал. Говорю: «Сам я виноват во всем, один. Протокол подписываю и все — сажайте!»

Мутал положил руку ему на плечо.

— Больно ты расхрабрился, Рузимат.

— Да и ты героем себя не выставляй! — Рузимат дернул плечом, скинул его руку.

— Ладно, — мягче сказал Мутал. — Езжай, я уж сам решу, как быть.

Он сел за руль и тут же услышал горячий шепот Гульчехры:

— Ну чего он хочет, этот Джамалов? Я поеду с тобой.

— Незачем.

— Поеду!

— Я сказал: не поедешь!

Он думал: все-таки нужно было днем заехать к Джамалову. Задевать самолюбие человека не годится. Но где тут было успеть!

Колхоз уже несколько месяцев назад перешел на ежемесячную оплату труда, и Мутал всеми силами старался не запаздывать с выдачей денег. Это обычно удавалось, но тут как раз перед выплатой аванса в районе докопались до каких-то старинных долгов колхоза, и банк закрыл ему счет.

Сегодня Муталу, наконец, удалось все уладить и получить в банке деньги. Он отправил с ними кассира в кишлак. Но еще оставались хлопоты с получением нового комбайна. Уборка на носу, а в колхозе один комбайн, и тот старый.

Пока Мутал бегал из одного учреждения в другое, рабочий День приблизился к концу. А тут подъехала Муборак, с которой они договорились вместе посетить Шарофат. И Мутал подумал о прокуроре: «Подождет».

Теперь Джамалов сам приехал в кишлак. Не иначе, оскорбился.

Оставив жену дома, Мутал поехал в правление.

Едва он подъехал к ворота-м, позади с лязгом остановилась еще какая-то машина. Мутал обернулся: так и есть, «Волга» Латифа! И тут же из калитки напротив вышла Апа. На ней атласное платье, отливающее блеском, цветастый платок, на ногах лакированные туфли на высоком каблуке. Куда-то собралась.

Мутал не видел ее, кажется, с того времени, как приезжал следователь. Тогда она держалась непримиримо. А теперь улыбается. «Что это с ней?» — мелькнуло в голове.