Петр Чебалин - Дорогой героя

Иван Иванович всегда охотно делился своим опытом. К нему на участок часто приезжали горняки с других шахт, но далеко не все начальники участков родной шахты побывали у него в лаве. Что это, молчаливый протест?

Правда, на деловых совещаниях у Жукова, на общих собраниях Бридько порой очень резко критиковал своих коллег за нерадивость, бесхозяйственность, нежелание работать культурно. Возможно, это и посеяло молчаливую неприязнь к нему?

Как-то, на третий или на четвертый день после разговора с начальниками шахты, горный мастер сказал Бридько, что приходил Тихон Кручин, начальник третьего участка.

— Кручин?.. Зачем это он?.. — удивился Иван Иванович.

Мастер неопределенно повел плечами и добавил:

— И в лаву лазил, а ушел — никому слова не сказал.

Бридько знал, что в эти дни Жуков вызывал к себе начальников участков поодиночке и о чем-то беседовал с ними. О чем шел у них разговор, никому не было известно, но секретарша начальника сказала ему, что выходят начальники из кабинета Жукова как из парной — «румяные и пот с них градом…» Возможно, после этого и посетил участок Бридько Кручин? Во всяком случае, так просто Тихон Кручин не пришел бы, тем более что его участок находился в противоположном конце шахтных выработок, километра за два с лишним.

Участок Кручина работал неплохо — из месяца в месяц выполнял план и даже имел свыше сотни тонн угля сверх задания. Его-то меньше всего и ожидал у себя на участке Бридько. К тому же Кручин был человек твердого характера, неуступчивый и самолюбивый.

На другой день, придя на работу, Бридько увидел Кручина. Тот сначала немного смутился, но Иван Иванович сделал вид, будто ничего не заметил, спросил:

— С чем хорошим пожаловал, Тихон Григорьевич?

Гость смущенно улыбнулся:

— Не с чем, а зачем — так вернее будет.

Когда они обошли весь участок, Бридько ждал, что гость станет задавать вопросы, подробно обо всем расспрашивать, но, к его удивлению, тот не обмолвился ни словом.

Только когда вышли из шахты, помылись в бане, Кручин сказал:

— Пойдем-ка, Иван Иванович, в скверик, потолкуем.

Сели на скамью.

— Признаюсь тебе, Иван Иванович, чистосердечно: по сегодняшний день не верил, что у тебя на участке порядок лучше, чем у меня. А теперь вижу — ошибся. Порядок у тебя на участке завидный. Ничего не скажешь. А главное, коллектив ты сумел сдружить во как! — и он твердо сжал кулак.

Расстались они друзьями.

А на другой день Бридько побывал у соседа, и они вместе с Кручиным принялись составлять график цикличности, учитывая все особенности третьего участка.

В эти дни Жуков, встретившись с Бридько, спросил:

— Слышал, Кручин был у тебя. Ну, а другие начальники бывают у тебя на участке?

Иван Иванович заметил в его глазах лукавую улыбку и окончательно понял, по какому делу Жуков вызывал к себе начальников участков и почему они такие «румяные» выходили из его кабинета.

— Приходят. Сегодня с четвертого был, — ответил Бридько.

— Наконец-то… — облегченно сказал Жуков и улыбаясь добавил: — Главное, искусство свое возьмет, Иван Иванович!

Затем положил руку на плечо Бридько и сказал:

— Знаешь, решил я нарезать для тебя новую лаву.

Бридько уже слышал об этом. Лава должна быть не короче 265 метров. Таких в Донбассе пока что мало.

— Вот уж будет где тебе развернуться! — пообещал Жуков. — Только не знаю, получится ли у тебя там с циклом. В такой лаве цикл в сутки — дело очень серьезное.

Бридько испытующе посмотрел на него: шутит или говорит всерьез?

Жуков дружески улыбнулся:

— Уж и насупился. Знаю, что и такую лаву вытянешь. Другой бы, может быть, и не вытянул, а ты справишься, факт!..

Бридько шагал домой и думал: «Скорей бы нарезали новую лаву!». Теперешняя, в которой он проработал не один год, вдруг показалась ему тесной, душной, хотя длина ее была 180 метров.

Новая лава, в которую перешел работать со своими людьми Бридько, и обрадовала и озадачила его. Управление кровлей в этой лаве очень затруднительно, горногеологические условия в ней далеко не благоприятны: кровля — глинистый сланец (мыльник). Если ее вовремя «не подхватить», то неизбежно частичное выпадание породы и даже обвал.

В первый же месяц работы Бридько заменил деревянное крепление металлическим. Кроме того, выложил 30 бутовых полос. В первые дни, пока люди еще не привыкли к новым условиям, случались небольшие обвалы. Но постепенно и эти трудности были поборены. Темпы продвижения лавы с каждым месяцем убыстрялись, Горняки участка стали выдавать из шахты до 700 тонн угля в сутки.

Социалистическое соревнование на участке разгоралось все жарче. Накануне июньского (1960 г.) Пленума ЦК КПСС можно было наблюдать такую картину: проходчики коренного штрека все чаще с опаской оглядывались назад. Бридько уважал профессию этих людей. На проходке не всякий сможет работать. Там нужны люди сильные, мужественные и, если хотите, романтичные по своей натуре. Они, словно разведчики или саперы, обеспечивают продвижение вперед головному отряду — добытчикам угля.

Проходчики должны опережать лаву на десятки метров. В противном случае линия угольного фронта, лава, приостановит свое движение и на участке все замрет.

Бригада проходчиков, которой руководил опытный горняк Зоренко, считалась одной из лучших на шахте. Освоив скоростные методы проходки, они почти в три раза превысили установленную норму. Но и этого было мало. Угольщики, делающие в сутки по полтора цикла, догоняли проходчиков, «сидели у них на плечах».

Проходчики перегруппировали силы. Чтобы ускорить уборку породы, они перед отпалкой настилали на основание штрека железные листы. Темпы проходки возросли. Проходчики на какое-то время оторвались от своих «преследователей», ушли вперед. Но ненадолго.

Как-то бригадир Иван Гопко пришел в штрек к Зоренко, взял его за руку и отвел в сторону.

— Помогай, Егор Семенович, беда, — сказал он.

Услышав в его голосе тревогу, Зоренко в первые несколько секунд испытал какое-то смешанное чувство. Вначале его так и подмывало сказать: «Пришел все же подмогу просить». И в то же время на сердце вдруг стало беспокойно.

— Помогай, — продолжал Гопко, — комбайн до половины привалило. Гуртом разберем породу в один момент, а одним нам барахтаться часа два, не меньше, добычу сорвем.

— А Иван Иванович в лаве?

— То-то и оно что нет его, — с досадой сказал Гопко.

— Да, нехорошо получается… — В раздумье проговорил Зоренко.

— Что нехорошо?

— А то, что вы и нам работу срываете. Не выполним норму проходки, что Иван Иванович скажет?

— Ты что ж это, отказываешься помочь? — крикнул бригадир. — В таком случае я сам позову твоих людей.