Петр Чебалин - Дорогой героя

Снова помолчали.

— Ты вот что, Иван Иванович, — опять первым заговорил врубмашинист, — водицу никуда не отведешь, ее не иначе как надо обогнать.

— Ясно, что надо обогнать, а как — вот задача, — ответил Бридько.

Внуков, казалось, только и ждал этого вопроса.

— Как, говоришь? А очень даже просто: приспособь пристяжную, и, я думаю, дело у вас пойдет как по писаному, — выпалил он.

В его голосе слышались веселые и, как показалось Бридько, даже насмешливые нотки. Ему вспомнилась вороная, с короткими сильными ногами лошадь, которая работала у него в откаточном штреке. В этом месте электровоз пока что нельзя было приспособить, так как кровля сильно жала и из нее беспрерывно просачивалась вода. Ивану Ивановичу всегда было больно видеть это единственное во всей шахте животное, которое покорно несло свою тяжелую службу: лошадь подвозила крепежный лес, увозила тяжелые вагонетки с породой, и все это в кромешной тьме, почти по колено в грязной жиже. Не этой ли вороной хотел упрекнуть его Внуков?

— С пристяжной дело у вас должно пойти, Иван Иванович, — уже серьезно продолжал Внуков, — я имею в виду вторую врубовку, вроде пристяжной к первой. Лава сразу шагнула бы вперед, и вода не угрожала бы обрушить кровлю.

Эта мысль понравилась Бридько. Вскоре в лаву была спущена вторая врубовка.

Уже первый день работы по-новому дал хорошие результаты. Линия забоя стала за двое суток трижды перемещаться вперед, слабость водообильной кровли и неустойчивость дующей как на дрожжах почвы почти не отражались на работе. Исчезли случаи осадки кровли, частичных обвалов, зажима лавы. В ней стало почти сухо.

Теперь начальник участка уже не журил навалоотбойщиков, когда приходил в лаву и видел их обнаженными по пояс. Но Иван Гопко никогда не упускал случая сказать:

— Ушли мы от водички, Иван Иванович, а жалко. То, бывало, запаришься — душ к твоему удовольствию, а зараз, прямо скажу, душно, хоть караул кричи. Вы бы хоть шланг нам сюда провели с холодненькой водичкой, что ли.

И глаза его по-озорному блестели.

29 августа 1948 года наша страна впервые праздновала День шахтера.

Накануне праздника участок, которым руководил Иван Иванович Бридько, значительно перевыполнил задание, дал стране сотни тонн сверхпланового топлива.

Парторг шахты, уже пожилой человек, в прошлом забойщик, пришел в нарядную, поздравил горняков участка с трудовой победой. Когда все разошлись, парторг, страстный рыболов, не удержался и спросил у Бридько:

— Слышал, новые рыболовецкие снасти приобрел, Иван Иванович?

Бридько действительно, будучи на днях в Донецке, купил в спортивном магазине складные бамбуковые удилища, уйму всевозможных крючков, поплавков и других рыболовных принадлежностей.

— Снасти у меня на славу, Мефодий Меркулович, да только рыбалить некогда, — с сожалением сказал Бридько.

Парторг сощурил на него внимательный, с лукавинкой глаз:

— А может, все же завтра, в выходной, махнем на зорьке в Каменку? Жор сейчас у окуня страшенный!..

Бридько любил охоту и был матерый рыболов. Но с самой весны не мог выкроить время побывать ни в степи, ни на реке. Однако на этот раз не выдержал, поддался уговорам парторга.

Собралась немалая компания любителей порыбалить. Выехали на собственных «москвичах» и «победах» в Каменку, километров за 80 от шахты.

Утро выдалось тихое, ласковое.

Река открылась внезапно. В длинном, местами изогнутом зеркале воды плавали подрумяненные утренней зорькой облака.

Речка небольшая, но изобилующая окунем и лещом. Камыш, растущий по ее заокраинам, в некоторых местах переходит в густую заросль.

Бридько выбрал уютное уединенное местечко и закинул удочки.

Лицо опахивало то мягким, пахнущим землей и травами теплом, то свежей, влажной прохладой реки.

Оторвавшись от сторожких поплавков, на которые, сухо потрескивая крылышками, то и дело садились нарядные стрекозы, Иван Иванович залюбовался красотой донецкой степи. И эта тихая река, и курганы, поросшие чебрецом, и перелески непролазного дубняка, и маслины, точно зеленые острова, разбросанные среди полей, — все это близко и дорого его шахтерскому сердцу.

Часам к десяти утра в садке у Ивана Ивановича было десятка полтора крупных полосатых окуней. Таким же хорошим оказался улов и у остальных удильщиков.

Время браться за уху.

Как и всегда, эту ответственную миссию доверили Ивану Ивановичу. И надо сказать, выполняя это высокое поручение, он поистине священнодействовал.

Жарко пылает языкастое пламя, поет и пенится в костре сырая ветка, взлетают и гаснут хороводы искр. Вскоре в ведре начинает булькать ни с чем не сравнимая ароматная рыбацкая уха, приправленная лавровым листом, перчиком-горошком и надвое разрезанными луковицами.

На запах, который распространяется по всему берегу, начинают сходиться шахтеры. Лица у них сияющие: они на ходу потирают руки, предвкушая поистине великое удовольствие.

Домой возвращались под вечер.

Когда подъезжали к поселку, над шахтой вспыхнула красная звездочка.

— Что-то рано зажгли ее, — сказал парторг.

— Сегодня же праздник, Мефодий Меркулович, — напомнил Бридько.

Он даже и не подозревал, что для него, Бридько, нынешний день — праздник вдвойне.

Первыми сообщили ему об этом поселковые мальчишки. Как только машина Бридько въехала в окраинную улочку, заросшую муравой и мелкой ромашкой, ребятня, взявшись за руки, преградила ей дорогу.

— Дядя Бридько, вам присвоили Героя! — что было силы прокричали они в один голос и дружно захлопали в ладоши.

Бридько недоуменно посмотрел на парторга.

— Вести добрые, Иван Иванович, — весело сказал тот. — Если так, погоняй прямо к клубу. Там, наверно, весь поселок в полном сборе.

На площади у клуба действительно собралось много народу. Когда машина подъехала, ее тотчас же окружили. Бридько поздравляли, обнимали, крепко жали руки. Это был первый Герой на шахте.

Бридько вышел на веранду, густо увитую диким виноградом. В ночной тишине слышно, как неумолчно и надрывно гудит шахтный вентилятор да время от времени доносится лязг вагонеток. Ветерок приносит со стороны шахты сладковатый запах угля. Но он не может заглушить аромат молодых, впервые в этом году расцветших вишенок и яблонь.

Иван Иванович сошел со ступенек, направился в сад. Казалось, что деревья приветствовали его своими нарядными ветками. Только одна нерасцветшая, больная яблонька стояла грустная в тени. Под ней валялись палые свернувшиеся листочки. Бридько поднял один из них, долго и внимательно рассматривал. Листок был еще влажным и в свете луны казался безжизненно прозрачным. Он несколько раз обошел деревцо.