Виктор Савин - Чарусские лесорубы

— После сплава у нас всегда так, товарищ секретарь. Наши леспромхозовские — мастаки работать, мастаки и гулять.

Пробравшись к буфету, пилоправ выпил стопку красного вина «для настроения» и пошел смотреть, что делается на праздничной площади; послушал концерт, заглянул к волейболистам, потом пошел к широкому танцевальному кругу, где народу было больше всего.

— Товарищ Кукаркин, товарищ Кукаркин! — кто-то окликнул его.

Пилоправ обернулся. К нему подошла машинистка Маша из конторы леспромхоза. На согнутой руке у нее лежал большой букет уже чуть увядших подснежников. В глазах у девушки была печаль, и они чем-то напоминали поблекшие цветы.

— Кирьян Корнеевич, вы не видели замполита Зырянова? Вот уже сколько времени ищу его и никак не найду. Был здесь у всех на глазах и куда-то исчез, будто сквозь землю провалился.

— Так он же уехал в Чарус.

— Как уехал?

— Сел верхом в седло и уехал. Сразу после митинга. Я рядом с директором стоял. Он подошел к Якову Тимофеевичу и сказал: мол, я чувствую себя что-то неважно, не хочу оставаться на гулянье, разрешите отлучиться…

Ладонью, придерживавшей букет, Маша вдруг закрыла глаза, а цветы, белые подснежники, потекли, посыпались под ноги.

Кукаркин посмотрел на девушку, на цветы, покачал головой, вздохнул, понижая и сочувствуя Маше, и медленно пошел прочь.

У круга народ стоял плотной стеной. Протискавшись вперед, пилоправ отыскал своих, новинских. Здесь были Чибисов с женой, Ермаков с Медниковой, Синько с Торокиной и еще многие. Неутомимым танцором была Дарья Семеновна. Раскрасневшаяся, она вытащила в круг упирающегося Якова Тимофеевича и давай плясать перед ним «Русскую», а Харитон Богданов стоял возле круга, добродушно посмеивался и похлопывал ладонями в такт музыке; Кукаркин выставил ногу вперед и тоже пустил в ход ладони.

— Просим, Яков Тимофеевич, просим! — кричал он директору. И весь круг, сотни людей поддержали пилоправа.

— Просим! Просим!

Деваться было некуда, Черемных пришлось уважить просьбу сплавщиков. Он подбоченился и, приплясывая, двинулся на Богданову, а она, отступая от него, вскинула руку с платочком и задорно помахивала им перед Яковом Тимофеевичем.

Скоро в кругу тесно было от танцующих.

К пилоправу Кукаркину подбежала Лиза.

— Идемте со мной, идемте!

— Вот выдумала! — отмахивался от нее Кирьян Корнеевич. — Ты что, девушка? Ермаков-то мне бока наломает.

— Сергей не хочет танцевать. Ну, идемте же!

Пилоправ тоже не устоял.

В сумерках возле круга и у буфетов, расположенных на столах, вспыхнули большие яркие костры. Веселье только разгоралось. В танцевальный круг входили все новые и новые пары. И даже Шишигин, подобрав себе в пару какую-то пожилую женщину, отплясывал перед ней вприсядку и покрикивал:

— Эх, ты на, эх, ты на! Вот как, с подковырочкой!

Ермаков, протанцевав с Лизой несколько кругов, вывел ее из толпы и повлек к высокому крыльцу клуба углежогов, над крышей которого сверкал, переливаясь радужными огнями, световой лозунг: «Да здравствует Первое мая!» Над входом в клуб висел большой портрет Владимира Ильича Ленина, обвитый пихтовыми ветками и освещенный электрическими лампочками.

— Посидим, Лиза, здесь, на крылечке, — сказал Ермаков. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Обязательно сегодня, Сережа? Поговорим лучше завтра, а сегодня потанцуем, повеселимся. Вон как весело!

— У меня нет настроения веселиться.

— Ты на что-то обиделся, Сергей?

— Нет, нет… Вот уже две недели, как мы ушли из Новинки. Мне передали записку из дома. Нас ждет мама, наказывает, чтобы мы в праздник были у нее. Она хочет, чтобы у нас с тобой была свадьба. Вот об этом я и хочу говорить с тобой!

— Ой, не надо сейчас, Сережа! Потом поговорим!

— А вдруг ты меня разлюбишь?

— Если разлюблю, значит, так и нужно. Но я тебя, Сереженька, не разлюблю, нет! Ты не беспокойся. Я только хочу проверить нашу любовь.

— А мама хочет, чтобы мы скорее…

— Успеем, Сереженька, еще успеем… Ну, пойдем в круг повеселимся. У меня так хорошо на душе!

В это время в темное весеннее небо взвилась ракета, рассыпалась высоко над шумной площадью на синие, красные, голубые звездочки; за нею взвилась вторая, третья — много ракет!

— Ой, как красиво, Сергей! — Лиза взяла Ермакова под руку. — Будто салют победы!

— Это и есть салют, в честь нашей победы на лесном фронте, — ответил Сергей, увлекая девушку к большим кострам, разложенным на широком поле возле железнодорожной насыпи, где играла музыка, слышались песни, где лесозаготовители танцевали у ярких огней.

Слань — дорога, мощенная ветками и жердями.

Парма — горы, поросшие лесом, и водораздел.