Златослава Каменкович - Опасное молчание

— Она длилась четыре часа. Евгений Николаевич, — напомнила Анастасия Титовна. — Тогда, в операционной, каждая секунда, каждая минута казалась мне вечностью… Переживала страшно… Стою, пальцы мои сцеплены и прижаты к груди, а в ушах этот жалостный плач: «Доктор, миленькая, родная, спасите маму…» Гипотеза, нащупанная исследованиями и почти не подтвержденная рентгеном. Не ошиблась ли? Есть ли что-нибудь в этом узеньком канале спинного мозга? А если нет?.. Значит, лишняя травма измученного человека, а возможно… И вдруг вижу — вы, Евгений Николаевич, повернулись ко мне и тихо говорите:

«Опухоль!»

— Да, это был трудный день, — согласился Кремнев.

А Ганна, не сводя с гостьи влюбленного взгляда, думала: «Она знает, для чего живет… Она счастлива… Скорее бы пролетел этот год, закончу институт — и уеду работать в сельскую больницу… Я тоже буду такой счастливой, как Настенька…»

Той осенью и горы, и темные нагромождения каменных глыб, казалось, хмуро взирали на скалистый хаос в глубине ущелья, местами покорно отступивший перед людьми, протянувшими железную дорогу, нарушив извечную бездну тишины гудками электровозов.

Но тогда даже строители железной дороги еще не знали, что в недалеком будущем именно здесь пролягут животворные артерии братства и дружбы — международной электролинии «Мир» и трансевропейского нефтепровода «Дружба».

В полдень электровоз остановился на маленькой горной станции. По пустым, пахучим еловым лапам и высеченным в скале ступенькам лестницы барабанил дождь. Однако Ганна едва успела пробежать с вещами от вагона до деревянного навеса возле лестницы, как дождь вдруг умчался прочь, успев забрызгать чемодан и чехол от узла с постелью.

Стряхнув с волос дождевые капли, Ганна поспешно взглянула на часы.

«О, до отхода автобуса осталось четырнадцать минут…»

Она взяла с каменной скамьи свои вещи и взбежала по лестнице.

До стоянки было рукой подать, так что Ганна не только успела внести вещи в почти пустой автобус, выбрать себе место поближе к водителю, чтобы не трясло, но съесть один из бутербродов с отварной свининой, заботливо приготовленных Мирославой Борисовной и уложенных Меланой в парусиновый мешочек, тот самый, который Ганна сама сострочила Любаше и Наталке для школьных завтраков. Теперь мешочек им не нужен: в школе продаются горячие завтраки.

Ганна доедала бутерброд, запивая лимонадом из фронтовой фляги Кремнева, которую он подарил ей. И, конечно, у девушки щемило сердце: кто знает, скоро ли она увидит своего Петрика, Кремневых и Мелану, с которой крепко подружилась.

Автобус тронулся.

Вскоре он уже медленно взбирался по асфальтированной дороге, петлявшей над глубоким ущельем с пенящимся бурным потоком на дне.

Вдруг взору открылась лежащая внизу, уже прихваченная позолотой осени, долина с разбросанными селами. Далеко, но так, что можно было угадать, тракторы, похожие на шустрых темных жучков, поднимали зябь. Серебрились ленты горных речушек, местами сливаясь в один широкий поток. И над всем этим уходила в небо величественная панорама гор.

Проехали необозримый разлив виноградников. С кустов свисали агатово-черные тяжелые гроздья. Затем потянулись аккуратные ряды приземистых яблонь с ветвями, отягощенными краснощекими плодами. Домики бревенчатые, приземистые, с пламенеющими пучками перца под навесами.

Автобус остановился в райцентре на небольшой площади, где рядом с бревенчатыми одноэтажными постройками было несколько каменных двухэтажных домов с балконами типа коттеджей.

В райздравотделе Ганну встретили радушно. Когда позвонили по телефону секретарю райкома партии и сказали, что приехал новый врач, тот попросил ее зайти в райком.

Когда Ганна вошла в кабинет, секретарь встал из-за письменного стола и пошел ей навстречу. Высокого роста, широкий в плечах шатен с открытым внимательным взглядом, он протянул девушке руку, проговорив:

— Давайте знакомиться, доктор. Любомир Ярославович Ярош. Мне бы очень хотелось, чтобы вам у нас понравилось. Вы впервые в Карпатах?

— Да, — улыбнулась Ганка, удивленная простотой секретаря, а еще больше каким-то внешним сходством с Александром Марченко: тот же внимательный взгляд, гордая посадка головы…

Ярош подумал: «Такая улыбка, как у нее, может заставить светиться радостью все лица вокруг. Это для врача большой плюс».

— Очевидно, вы не очень-то любите свежий воздух, если окна и балконная дверь уже теперь закупорены? — заметила Ганна.

— Напротив, — возразил Ярош, — но я сижу здесь законсервированным по «милости» медицины. Да, да, я не шучу! Утром в амбулатории мне припечатали банки и сказали: «Малейший сквознячок — боже тебя упаси!» На это я согласился, а то ведь сперва: «Марш домой, в постель!»

Он вдруг закашлялся, а отдышавшись, усмехнулся:

— Доктор у нас — страх!

Ганна была покорена этой простотой. Шутливый тон секретаря позволил ей спросить:

— Ваша жена?

На какое-то мгновение (Ганна этого даже не успела заметить) боль отразилась на лице Яроша, однако в ту же минуту он пристально посмотрел ей в глаза и уже без улыбки спросил:

— Почему вы так думаете?

— Мужья обычно боятся своих жен, — простодушно повторила Ганна слова Меланы.

— По психологии у вас какая была оценка? — в тоне собеседника снова послышалась смешинка.

— Мы проходили психиатрию, — покраснела Ганна, — психологию в институте не преподавали.

— Жаль. Так вот, по-моему, боится своей жены тот, кто ее не любит, обманывает…

Приступ кашля заставил его поспешно отправить в рот таблетку кодеина с содой и залить водой.

— Извините, забухал, как старик.

— Любомир Ярославович, а вы зря ослушались приказа. Надо было бы полежать, — мягко проговорила Ганна.

— И рад бы в рай, да грехи не пускают, — улыбнулся Ярош и взглянул на часы. — Мне пора ехать в Мукачево. Жаль, что в Родниках буду только под вечер, а то бы подвез. Но в райкоме сейчас находится председатель колхоза из Родников. Вот с товарищем Валидубом и поедете.

Опять закашлялся.

— Ваше счастье, — погрозила пальцем Ганна, — не знаю я того врача, которого вы так боитесь. А то бы…

— Не боюсь. Она уехала на вызов к больному и вернется затемно.

Ганна подумала, что, видимо, врач так же молод, как она, поэтому секретарь позволяет себе ослушаться.

Ярош точно прочел ее мысли.

— Я вас непременно познакомлю с пашей Владимиром Васильевной.

— Она молодая? — спросила Ганна и почему-то густо покраснела.

— Даже позавидуешь ей доброй завистью, — весь как-то просветлел Ярош. — А приехала сюда, когда я еще под стол пешком ходил.

— О, так ей уже…

— Если нужна точность — шестьдесят пять. Муж учительствовал, она лечила больных. Власти их недолюбливали. Народ уважал. В минувшую войну она партизанила. Пуля хортиста настигла старого учителя, когда он с донесением возвращался в наш отряд. Учителя здесь все помнят. Его именем назвали школу. Владимира Васильевна — главный врач районной больницы.