Владимир Хазанский - Спросите у берез…

Большие надежды возлагает на эту операцию и обер-лейтенант Вилли Фишке. Он, бывший преподаватель университета, всего один месяц в армии. И вдруг такая удача! Правда, поймать десяток безоружных парней — не бог весть какой успех. И все-таки для начала — неплохо. В его послужном списке будет сделана первая поощрительная запись. В донесении, которое пойдет в высшие инстанции, будет названо его имя.

Подойдя к хутору, Вилли Фишке приказывает оцепить его со всех сторон. Солдатам отдано распоряжение затаиться и терпеливо ждать.

Он не глупец какой-нибудь, чтобы излишней торопливостью преждевременно вспугнуть беглецов. Они у него уже к руках! Важно схватить и тех, кто помогает им, приносит пищу. У него хватит выдержки, если потребуется, и подождать.

Но проходит час, другой, а никто не появляется в лесу.

У обер-лейтенанта мерзнут руки, стынет на сыром ветру тело, приходится растирать коченеющий нос. «Нет, ждать дальше глупо, — решает Фишке, — возьмем этих моющихся покойничков, и они сами расскажут, кто их тут укрывал и поддерживал».

«Моющиеся покойнички»… Неожиданная острота ему понравилась. Она даже отогнала досаду на то, что пришлось так долго топтаться здесь.

— Внимание! — тихо отдает по цепи приказ Вилли Фишке. — Сжимаем кольцо. Стрелять только по моей команде.

Проваливаясь по пояс в сугробы рыхлого снега, солдаты осторожно приближаются к бане. Боязливо выглядывая из-за дерева, обер-лейтенант кричит:

— Юден, сдавайсь! Хенде хох!

Но баня молчит.

— Сдавайсь, юден! Лучше будет! — повторяет свое требование Вилли Фишке.

И снова молчание.

Обер-лейтенант ждет еще некоторое время, а затем посылает солдат осмотреть баню.

Зревшее в сознании ликование рушится, как карточный домик: в бане пусто. Валяются старая поломанная шайка да сухой веник. Признаков, что здесь жили люди, нет и в помине.

Обер-лейтенант в недоумении застывает на пороге. Рот его раскрыт, руки дрожат. Только за белесыми ресницами бегают туда-сюда суженные глазки.

— Где твои евреи? — придя в себя, набрасывается он на проводника. — Где их следы?.. На снегу ничего нет.

— Н-никак не пойму. Не з-знаю, — заколотился в страхе Ленька Ярыга.

— А я понимаю! — с кривой улыбкой говорит офицер. — Их здесь и не было. Ты нас обманул, собака! Чтобы посмеяться над нами. Получай!

Дальнейшее произошло настолько неожиданно и быстро, что даже сам Вилли Фишке не успел осмыслить, что он делает. Выхваченный им пистолет выстрелил.

И Ленька Ярыга упал, даже не вскрикнув.

Может быть, этот глупец и не виноват. Возможно, что он сознательно и не обманывал. Но надо же было на ком-то выместить неудачу. Доннер ветер! Мог ли он полчаса назад представить себе, что так комично закончится эта затея?..

А Ярыга и в самом деле не обманывал обер-лейтенанта. Не собирался над ним смеяться. Разрушила планы Вилли Фишке простыня. Обыкновенная простыня, что появилась ночью на плетне возле дома Юлии Лукашонок. Ее заметили жители лесного лагеря, когда шли в очередной рейс за продуктами.

В последнее время комсомольцы старались как можно реже посещать лесной лагерь. Без острой необходимости туда никто не ходил. Чаще других продукты ребятам носили старшие сыновья Юлии Павловны — двенадцати летний Витя и десятилетний Вася. Иной раз лесные поселенцы приходили за ними сами. Здесь, в хорошо знакомой всем Юлиной бане, они могли поесть горячего супу, что специально варила для них заботливая женщина, узнать свежую новость. Последнее обеспечивал окруженец старший лейтенант Алексей Трофимов. Поселившись у Юлии в доме, он помогал комсомольцам поддерживать связь с лесными жителями.

Сигнал тревоги заставил парней в белых маскировочных халатах повернуть назад. В лагерь они не пошли — опасность могла подстерегать и там. Обогнув кладбище, направились в глухую лесную засеку. Это было место встречи с комсомольцами деревни на случай появления вблизи немцев.

Ждать пришлось недолго. Через полчаса сюда пришли Василий, Мишка и Алексей Трофимов. Они несли какой-то мешок, пилу и топор. Объяснений не требовалось. И так было ясно, что с теплой, уже обжитой баней покончено.

— Вместе с Мишкой двое вернутся в лагерь за вещами. В бане все убрать, чтобы не было никаких следов, — скомандовал Василий.

В тревожном ожидании прошло не меньше часа. А может прошел не час, а целая вечность? Время тянулось томительно долго. Каждая секунда промедления могла оказаться роковой. Когда нагрянут каратели, никто ведь точно не знает. Но все обошлось благополучно, и теперь, когда тревога миновала, ребята идут в лесу по глубокому снегу. А он все валит и валит. Впереди — Василий и Мишка. И как это они ориентируются в густом лесном бору, где нет ни дорог, ни каких-либо примет, а только бесконечные ели да сосны?

А они идут с разбором, не куда глаза глядят. Держат путь к границе Себежского района, подальше от Прошек. Через несколько часов останавливаются.

— Пожалуй, что хватит, — говорит Василий, — здесь можно и прописаться.

— Если только не возражают местные волки, — с оттенком грусти шутит Смирин.

Но грусть его тут же исчезает под неунывающими взглядами товарищей.

Серьезных причин для уныния и правда нет. Они не беспомощные робинзоны. У них есть топор и пила, и они построят себе новые землянки. На первое время есть мешок с продуктами, и они не будут голодать. У них есть замечательные друзья, которые не оставят в беде, — придут, помогут, согреют сердца.

— Да, чуть не забыл, — спохватился Мишка, когда все уже стали прощаться, — вот, держите! — Он вынул из кармана небольшой сверток. — Носки. Три пары. Аниська связала. Она у нас на все умелая. Только все боялась, угадает ли размеры. Сказала: «Не разглядела, какие у призраков ноги…»

— Большое спасибо твоей Аниське. — Бордович взял сверток, развернул его. — Ух, шерстяные! И размер в самый раз. Даже на Левкины ножищи влезут. Передай Аниське, что призраки не забудут ее доброты.

Нет, они совсем не робинзоны. О них думают, им помогают. Их охраняют.

Когда через несколько дней Василий пришел сюда вновь, над землей в нескольких местах выросли небольшие холмики. Они искусно замаскированы снегом и ветками. Не сразу догадаешься, что здесь живут люди. Кругом тихо. Обитатели лесного лагеря спят. Не отдыхает один Лева Гельфанд. Он в дозоре.

— Буди, Лева, ребят, — говорит Василий, — видишь, я привел к вам пополнение. Придется потесниться.

С Василием шестеро пестро одетых молодых парней. Это бывшие солдаты и сержанты Красной Армии. Они попали в окружение и прятались в латвийской деревне Башки. Кто-то донес об этом оккупантам. Чтобы спасти окруженцев от ареста, Александр Гром и Михаил Дубро переправили их к своим белорусским товарищам.