Владимир Хазанский - Спросите у берез…

А Василий сразу привел сюда.

Отогнав сон, старожилы лагеря дружно знакомятся с новичками. Они рады пополнению: их стало больше, значит, можно чувствовать себя смелее — силы удвоились!

— Нам бы только на одну ночь, — словно извиняясь за беспокойство, говорит высокий скуластый парень. Это старший сержант Николай Волков. — Завтра мы построим новые землянки.

— Строить?.. Зачем строить, когда к вашим услугам готовая гостиница люкс, — улыбается Смирин и добавляет уже серьезно: — Новые землянки не нужны. Мы построили с запасом.

В справедливости его слов новички вскоре убедились сами.

Правда, особого простора в наспех построенных землянках нет. Но устроились все удовлетворительно, место нашлось всем. Лагерь заметно вырос, становясь чем-то похожим на бивуак — разместившееся во времянках небольшое боевое подразделение.

Это был настоящий смотр будущих бойцов. Пели, танцевали, а сами внимательно присматривались к каждому.

Вечером еще дул порывистый ветер. А сегодня даже не шелохнутся листья на тополе, что стоит против Аниськиного дома. Небо чистое, словно подсиненная простыня после стирки. Щедро шлет на озябшую влажную землю свои лучи солнце. То, что не успел сделать ветер, довершают они. Греют, сушат, очищают от снега и луж. По еще недавно раскисшим проселочным и лесным дорогам можно уже свободно проехать. Григорий и Василий выкатили во двор свои велосипеды, готовят их к поездке.

Аниська не спрашивает, куда они собираются. Знает — в Суколи. Там сегодня гулянка по случаю пасхи. Отмечать религиозные праздники немцы разрешают. Это, как сказал Григорий, чтобы отвлечь от советских праздников.

У девочки двойное чувство: с одной стороны, она понимает, что не пробудившийся интерес к пасхе тянет прошковскую молодежь на находящуюся в восьми километрах горку. Влечет нечто иное, чего она не знает. С другой стороны, все-таки обидно, что молодые втянуты в то, чего они раньше сторонились, что уже отжило.

— Надо же когда-нибудь и погулять! — прищурив глаза, сказал Мишка, не то оправдываясь перед ней, не то желая что-то утаить.

Мишка поднялся очень рано, на рассвете. За ним зашли какие-то ребята. Аниська была еще в постели, поэтому не видела кто. Теперь же уже полдень. Гулянка скоро может кончиться. А Григорий и Василий только задумали ехать в Суколи.

— Смотрите, куличи прозеваете! — с подковыркой предупреждает Аниська.

— Обойдемся, — коротко бросает Григорий.

— Да мы просто так, посмотреть, — улыбается Василий, — если бы на гулянку, разве бы я поехал без тебя?

Они сели на велосипеды и, оставляя на дороге извилистый след, поехали к лесу. Едут не быстро, хотя и усиленно жмут на педали. Быстрей можно идти пешком. Но они не спешат. Потому что спешить, действительно, незачем. Сегодня они только наблюдатели.

Молодежь в Суколях соберется разная. Многие и не догадываются о целях встречи, думают — просто пасхальная гулянка. Не исключена возможность, что могут пробраться и осведомители немцев. Поэтому стоит ли им, руководителям подполья, так неосмотрительно выставлять себя?

Деревня Суколи для такой встречи выбрана не случайно. Затерялась она в глуши, на берегу Освейского озера. С востока и юга ее зажали озерные воды и топкие болота, с запада и севера — массивы густого леса. К деревне ведет единственная сухая дорога, по обе стороны которой тянутся небольшие поля. У околицы дорога идет мимо кладбища. Еще издали, метрах в ста от него, Григорий и Василий услышали звуки гармони. Подъехали ближе и увидели на полянке группу веселящейся молодежи.

Встретил велосипедистов невысокий коренастый парень. Суколевский комсомолец Виктор Шипило был одним из организаторов гулянки.

— Давайте, друзья, к лубку. Покажите свою сноровку, — предложил он.

— А мы крашеных яиц с собой не прихватили, — ответил Григорий.

— Тогда, может быть, запечатлеете себя с нами на память? — предложил кто-то рядом. Людвиг Геродник! Сумел-таки выбраться из Освеи. Даже фотоаппарат прихватил.

— Нет, у меня нефотогеничное лицо, — возразил Григорий.

— И меня фото уродует, — в тон ему сказал Василий. — Так что, пожалуйста, без нас.

То, что они уклонялись от фотографирования, некоторых насторожило. И в самом деле, зачем оставлять вещественное доказательство об этой встрече? Тут что-то Геродник недодумал.

Но когда кое-кто решил последовать примеру Григория и Василия, Людвиг сделал упреждающий жест. Он красноречиво говорил: фото из моих рук не уйдет никуда, не беспокойтесь.

Когда фотографирование окончилось, и молодежь снова затеяла танцы, Григорий незаметно отвел Людвига в сторону.

— В Освее не заметили твоего ухода?

— Еще как заметили! — улыбнулся Людвиг. — Я ведь пришел не один. Да и шли мы открыто, не таясь. А чего нам?..

— Сдурел, что ли? — рассердился Григорий.

— И, между прочим, впереди с белой повязкой шел полицейский. Кто станет задерживать компанию, с такой «охраной», да еще на пасхальную гулянку? Между прочим, полицейский у нас не опереточный, а настоящий — Антон Прошко. Смотри, вон он танцует с девушкой с косичками.

Григорий выглядел озадаченным. Осмысливая только что сказанное, он еще не решил, что делать — ругать или хвалить замысел Геродника. А тот, словно не замечая его раздумий, продолжал:

— У него есть сестра. Та — подружка одной нашей девушки. Антону она нравится. Вот и приманила его сюда, на гулянку.

Не успел Григорий ответить, как подошел Александр Гром. Лукаво посмеиваясь, тихо сказал:

— Сейчас будет цирк.

— Что, что? — не понял Григорий.

— А вот увидишь. Следи только внимательно за полицейской шкурой.

Гром вскочил на пень на краю поляны и, словно с трибуны, заговорил:

— Эй, гармонист, выключи на минутку свою шарманку.

Музыка оборвалась.

Танцующие застыли на месте, с любопытством смотрели на говорившего.

— У меня есть новость. Галка на хвосте принесла, — Александр говорит неторопливо и задорно, чуть повысив голос, — в местных лесах появились партизаны.

Он остановился, чтобы посмотреть, какую реакцию вызывает его сообщение. Увидел перед собой возбужденные лица, неподдельное любопытство в глазах.

Застыла улыбка и на лице Антона Прошко.

«Чему же улыбается этот полицейский?» — не без тревоги подумал Григорий. Но мысли его рассеял Сашин голос:

— Не на деревьях же они выросли, эти партизаны, как вы думаете?

Гром снова сделал паузу, обвел всех взглядом и продолжал:

— Кто на что горазд. У каждого свое понятие о жизни. Одни считают, что самое главное сегодня вот эти притопы, другие за оружие взялись…

Парни и девушки молчат, переглядываются, не зная, что и подумать. Сашины слова одновременно и что-то прояснили, в чем-то обрадовали и кольнули. Но высказать свои чувства никто не решается. Видимо, из-за Антона Прошко. На него поглядывают настороженно, опасливо. А полицейский поворачивает голову в сторону говорящего и, поймав его взгляд, многозначительно подмигивает.