Александр Иванов - Не жди, когда уснут боги

Лишь однажды он отвлекся, чтобы спросить:

— Кстати, ты убедилась, что в той истории не оказалось ничего такого… Ну, понимаешь?..

— Да, да, убедилась, — быстро согласилась Зоя.

Ах, если бы так же легко и просто его понимали на работе!

Ануфриев распыхтелся, узнав о намерении Григория срезать расценки и повысить нормы на сборке разводных ключей. Догадлив Чередниченко, ничего не скажешь, сумел сыграть на том, что начальник цеха боится всяких осложнений, перемен, конфликтов, особенно, если намекнуть, что они отразятся на плане, репутации цеха. Обработал Ануфриев, повернул на свой лад.

— Вы поступаете опрометчиво, нельзя спешить там, где речь идет о рабочем человеке, о его профессиональной гордости, о плане, наконец. Люди трудятся, по полтора сменных задания выдают, а им это в укор ставится. Снимайте хронометраж, вникайте в экономику цеха, но зачем травмировать целую бригаду? Не те методы, Григорий Александрович! В прошлый раз Останкова оскорбили, теперь… — Ануфриев скакал по огромному кабинету, смешно подпрыгивая, как мальчишка на прутике, а Григорий с тоской думал, какой великолепный парник получился бы из этого кабинета; все бы рабочие хрустели в перерыв огурцами и ели мясистые, краснощекие помидоры.

Но вместо парника был Ануфриев с помидорными щеками и какими-то полунаставительными, полупросительными манерами.

— А нормы все-таки придется повысить, — сказал Григорий.

— Вполне возможно. Надо только основательно проверить, обговорить с рабочими, утрясти… Время сейчас неподходящее — заводской план тянем. Сбавит бригада темп — и застопорится продукция.

— Не застопорится. По новому сменному заданию они должны выдавать ее еще больше.

— Но вы не знаете настрой бригады, а я знаю, — губы Ануфриева начали свинцоветь. — Они считают ваши действия необоснованными и предвзятыми. Условия труда на участке остались прежними. Где основание для пересмотра норм? И потом… с этим Останковым. Тогда у вас конфуз вышел. Не преследуете ли вы его за критику?

— Какой конфуз, какая критика?! — взорвался Григорий, — о чем разговор? Бригада по существу расхищает государственные средства, а начальник цеха пляшет под дудочку всяких Чередниченко и Останковых да еще печется, как бы их не обидели. Черт знает что! Я кем работаю? Нормировщиком-экономистом. Правильно? Позвольте же мне выполнять свои обязанности так, как я считаю нужным.

Ануфриев перестал бегать вприпрыжку по кабинету, остановился рядом.

— Скажите, Григорий Александрович, — голос его стал тихим, доверительным, — если цех завалит план, кто получит по шапке?

— Старая, как мир, песня! Ну, и получите! Ну, и по заслугам! Будь моя власть…

— Но, но! — Ануфриев прыгнул в широкое кресло и заелозил задом. — Почему вы себя так вызывающе ведете? Не забывайтесь! Я терпелив, очень терпелив, но не беспредельно. Вы все время хотите подменить мои функции…

— Плевать я хотел на ваши функции! — озлился Григорий. — Работать надо, порядок наводить, а вы за свой «престол» дрожите и под ногами путаетесь! — хлопнув дверью, он ушел к себе с твердым намерением не отступать.

В самом деле, сколько можно? Чего бы он ни предложил — подожди, не торопись, как-нибудь потом… И вроде бы согласен, и вместе с тем — кукиш с маслом.

Механический цех большой, не одна сотня людей в нем, но если затевается что крутое, все знают. Еще до него далеко, еще ни молний, ни грома, а дыхание грозы, ее отсветы уже видны на лицах.

Гошка Носорогов сидел за его обшарпанным столом и давил прошлогоднюю муху в чернильном приборе.

— Не пользуешься этой канцелярской штукой? Оно и правильно. Шариковые ручки дешевеют со страшной силой. Ну чего маячишь? Садись! — Гошка величественным жестом указал на скамью. — Спроси меня, зачем я сюда пришел? И я отвечу: дать мудрый совет. Чтобы раздраконить эту шатию-братию, нужно подыскать ей замену. Мужички ушлые, себе цену знают, возьмут и прогуляют день-другой. Прикинь, сноровистых ребят на других участках много. Пятерых подобрать не проблема. Зачем делу страдать?

— Так ты думаешь…

— Уверен, наш бывший коллега в роли кровопийцы, Чередниченко на любые фортели способен. Когда наши узнали, куда ты клонишь — жаль только, что не от тебя узнали, — и обрадовались, и обеспокоились. Не будь сейчас закрутки, мы сами могли бы лишнюю смену вместо них отстоять, но ничего, подберем богатырей.

— Слушай, Гоша, а не отложить ли эту затею до более спокойной поры, — заколебался Григорий. — Кое-кто мне так советует.

— Да ты что, блином подавился? — Гошка вскочил, туловище его дернулось вперед, и он застыл вопросительным знаком. — Гони в шею таких советчиков! Ишь, чего захотели! Народ уже поговаривает: сколько раз на Чередниченко замахивались, а с него как с гуся вода. Но ты же боевой товарищ, решительней бригадира в цехе не было! — Он впился глазами в склоненную голову Григория и уже тише добавил: — А то смотри. На смирных и послушных ба-а-льшая мода!

Потом забегал к нему Павлик Нефедов, возбужденный, сияющий, как только что выточенная деталь.

— Пошла-поехала карусель, — сообщил он, приглаживая вихры. — Засуетились в предчувствии близкого краха. Но хорохорятся! Останков, знаешь, что заявляет? Чихать я хотел на возню этого молокососа. Нет, дескать, у него права повышать нам норму. А посмеет, на работу не выйду, сам приползет, умолять будет. Ну, а я поинтересовался, как же детишки без его заработка обойдутся? Чепуха, говорит, гарнитур продам, но себя в обиду не дам.

Григорий просматривал талмуды своего предшественника, стараясь понять, где же произошла накладка? Нормы явно занижены. Тут что-то не так. Или случайно, или преднамеренно, но что-то не так. Он уверен в этом. Не отрываясь от бумаг, заметил как бы мимоходом:

— Между прочим. Павлик, перерыв уже кончился.

Нефедов даже растерялся, поник сразу, буркнул что-то невразумительное и скрылся за дверью.

Ага! Вот она, голубушка! Григорий чуть в пляс не пустился, обнаружив ошибку. Конечно, если уж подходить по-честному, то не радоваться, а горевать нужно. В расценках значилось несколько операций, которые давным-давно на этом участке не выполнялись.

Допустим, размышлял он, доводы для пересмотра норм теперь еще более весомые. Но разве Ануфриева уломаешь? Директорское слово на лету ловит… Стоп! А почему бы к директору не сходить? Светлая голова, поймет, поможет. Григорий сгреб со стола бумаги, сунул их в тумбу, одернул пиджак, словно уже находился в приемной, и… передумал.

Что он, склочник, жалобщик? Почему он должен постоянно уговаривать, уламывать: для государства, а значит, и для нас с вами, так выгодней, а не эдак. Задачи и цели у всех вроде общие, но поворот к ним разный: одни лицом, другие боком, третьи спиной повернулись. Тряхнуть бы тех, кто не лицом, чтоб сильно почувствовали, на какой земле живут, какой хлеб едят.