Вера Морозова - Дом на Монетной

У Смольного часовой проверил пропуск, козырнул. Горящие костры выхватывали из темноты лица солдат и матросов, казавшиеся в зареве огней бронзовыми.

Смольный жил напряженно: ухали широкие коридоры под тяжелыми шагами матросов, распахивались высокие двери, трещали телефоны, бегали дежурные с телеграфными лентами.

Гремя оружием, промаршировал отряд матросов. Мария Петровна посторонилась. С удовольствием посмотрела им вслед — бравые, молодые. Вздохнула и толкнула дверь за номером семьдесят пять, куда ее вызывали.

Семьдесят пятая комната с высокими сводчатыми потолками утопала в табачном дыму. На столе сидел Бонч-Бруевич, ее давнишний товарищ по подполью, обросший густой черной бородой. Поджав ногу, он нетерпеливо накручивал ручку телефона, гремел рычагом. За столом матрос, косая сажень в плечах, неумело одним пальцем выстукивал на машинке мандат, от усердия сдвинув на макушку бескозырку… Мария Петровна улыбнулась. На конторке, отгораживающей стол, лежали папки с делами. У распахнутого шкафа на корточках сидел солдат в папахе с красной полосой и просматривал бумаги. Неподалеку от двери на скамье застыли люди в добротных шубах с презрительными лицами и злыми взглядами. «Арестованные», — поняла Мария Петровна.

Бонч-Бруевич поздоровался с ней и начал громко ругаться по телефону, угрожая кому-то революционным трибуналом. Временами для выразительности стучал кулаком по конторке. Мария Петровна никогда не видела его таким воинственным. Решив подождать окончания разговора, она подошла к буржуйке, приткнувшейся в средине комнаты, с уродливой черной трубой. Протянула озябшие руки, начала их растирать. Печь раскалилась почти докрасна, но тепла не ощущалось. Солдат с большими рыжими усами подбрасывал в буржуйку старые книги. На полу у печки пристроилось двое парнишек в промасленных тужурках.

— Ироды! За три целковых купил вас длинногривый! — Солдат с рыжими усами с остервенением разорвал книгу, затолкал в печурку.

— Так от серости нашей… От серости! — В два голоса забормотали парнишки. — К тому же деньги.

— От серости… Деньги… — ворочая кочергой, передразнивал солдат. Кончики усов воинственно топорщились. — Контра — вот кто вы…

Парнишки скривились. Солдат сунул им по ломтю черного хлеба, положил на телефонные книги тряпочку с солью, налил в кружки кипяток из помятого чайника.

— Вот она, несознательность! — обратился солдат к Марии Петровне. — Присаживайтесь. Кипяточком побалуетесь!

Мария Петровна уселась на телефонных книгах. Матрос сунул ей железную кружку, солдат плеснул кипяток.

— Этих голубчиков привел в семьдесят пятую комнату я. — Солдат задымил махоркой, неумело отгоняя дым короткими пальцами. — Дело вот какое — на Выборгской появились листовки — Советскую власть предавали анафеме, грозили концом света, а большевиков приказывали расстреливать из-за угла. Подпись — патриарх Тихон! Думал, кто-то из длинно-гривых старается, а расклеивали эти паршивцы… — У солдата от гнева лицо побелело. «Паршивцы» захлюпали носами. — Один несет банку с клейстером, а другой — погань — нахлобучивал! Листовки я содрал, а этих за ушко да на солнышко…

— Так все наша серость! — заскулил парнишка с огненными веснушками на курносом носу.

— Пей, серый… Сироты… Нужно стервецам ума набраться, а Владимир Дмитриевич им мозги вправит. — Солдат уважительно посмотрел на Бонч-Бруевича, закончившего разговор.

Бонч-Бруевич устало протер очки, опустился на корточки перед печью и прикурил. Лицо его, осунувшееся от бессонных ночей, подсвеченное огнем, как бы помолодело.

— Как добрались, Мария Петровна?

— Добралась, Владимир Дмитриевич! — Мария Петровна кивнула головой в сторону парнишек. — Посинели от холода.

— Сидоров отпоит их чаем, а потом потолкуем… — ответил Бонч-Бруевич и добавил в раздумье: — Духовенство весь город наводнило своей пачкотней. Нужно добраться до их логова, уничтожить типографию.

Парнишек поднял солдат, и они неохотно поплелись к столу Бонч-Бруевича, боязливо косясь на матроса, сидевшего за пишущей машинкой.

— Может быть, сначала саботажников, Владимир Дмитриевич? — вступил в разговор матрос с маузером, охранявший арестованных в добротных шубах.

— Саботажники подождут! — отрезал Бонч-Бруевич, водрузив очки, внимательно разглядывал бумаги, близоруко поднося их к глазам. — Откуда брали листовки?! Кто платил за расклейку?! Деньги, деньги от кого получали?

— Дяденька давал. — Вперед выступил паренек с веснушками.

— А дом помните?! Человека этого узнаете?! Парнишки молчали, опять захлюпали носами, переглянулись.

— Не финтите, шкурники! — прикрикнул на них солдат. — Ишь переминаются…

— На Нарвской заставе… У дяденьки этих листовок тьма-тьмущая. Он велел приходить утрами, чтобы ночами их расклеивать…

— Сукины дети! — не вытерпел солдат. Бонч-Бруевич укоризненно поглядел на него, покачал головой.

— Читать умеете? Грамотные? — поинтересовалась Мария Петровна.

— Не… — замотали головами парнишки.

— Стыдно такую гадость развешивать по городу. Вы что, банк или завод потеряли в революции? — Бонч-Бруевич засмеялся. — Сидоров, возьмите ребят, пускай покажут квартиру на Нарвской. Прощупайте, что за дом.

— Есть прощупать! — Сидоров выкатил грудь, громыхнул винтовкой. — Пошли, «заводчики».

— Подожди! Осторожно, там офицеры скрываются, могут оказать вооруженное сопротивление. Скоро товарищи из Петропавловки подойдут, тогда уж вместе. — Бонч-Бруевич почесал тонким карандашиком за ухом. И, заметив неудовольствие Сидорова, пояснил: — Матросы в двенадцать приедут за арестованными, с этим отрядом завернете по указанному адресу… Присматривай за парнишками — стрелять могут.

Парнишки опять пристроились у «буржуйки». Мария Петровна расстегнула пуговицы на шубе, подсела поближе к Бонч-Бруевичу.

— Речь идет о работе в Чрезвычайной комиссии. После декрета об аресте руководителей партии кадетов и объявлении ее вне закона обнаружено гнездо заговора. Если вдуматься, то нити идут далеко. — Бонч-Бруевич нетерпеливо забарабанил по крышке стола. — Среди арестованных великие князья Романовы. Нужно провести следствие; если они причастны, то предать суду.

— Боже мой! Романовы в Петропавловке! — простонал кто-то из сидящих на скамье арестованных.

— А если он участник заговора? — зло прикрикнул конвоир и приказал: — Арестованный, не разговаривать! Саботажник проклятый!

Мария Петровна улыбнулась. Сняла очки, нерешительно повертела муфту:

— Владимир Дмитриевич! В следственных органах я не работала и процессуальных норм не знаю.

— Знаете — и под арестом были, и ссылку отбывали, а уж допросов… Да и что осталось от старых процессуальных норм?! Чрезвычайную комиссию будет возглавлять Феликс Эдмундович Дзержинский, в дальнейшем дело придется иметь с ним. Борьба с контрреволюцией стала фронтом. Нужны самые решительные, твердые, готовые на любое испытание-Выбор пал на вас!