Мария Глушко - Год активного солнца

Лидия посмотрела на нее так, словно услышала глупость.

— А ты не мать? А другие женщины — не матери?

— Ты талантливая мать, и рядом с тобой все счастливы. В математике тебя заменил Генка Соловьев. А кто мог бы заменить в семье?.. Так что перестань склонять это слово «талант».

Лидия уставилась на нее своими глазками.

— Интересное рассуждение. Рядом со мной всё счастливы. За счет меня. А я счастлива?

— Да, счастлива. Не может быть несчастной мать, у которой счастливые дети.

Кира Сергеевна пошла в столовую за сумочкой, принесла сигареты.

— У тебя где можно курить?

— Ты стала курить? — спросила Лидия.

— Стала курить.

Она курила у форточки, а Лидия пила остывший кофе, поглядывала на нее из-под реденьких бровей. Как будто хотела, но не решалась о чем-то спросить.

— Знаешь, — начала Кира Сергеевна, — недавно на комиссии по делам несовершеннолетних — есть у нас такая — я подумала: ведь мы делаем совсем не то…

— Кто — «мы»?

— Все мы.

— Как это — «не то»?

— Вот так. Расширяем круглосуточные детсады, устраиваем в школе продленки… Теперь вот — школы полного дня… В первом классе вешаем ребенку ключик на шею и гордимся, как ловко мы освобождаем женщин от детей для общественно-полезного труда. А ведь ключик на шее ребенка — это драма нашего времени, только никто этого не хочет знать. И никто не спросит у детой, хотят ли они носить на шее ключик, хотят ли расти в круглосутках и продленках…

— Но ведь матери должны работать, — вставила Лидия. — Мы не так уж богаты…

— Мы богаты! Мы достаточно богаты для того, чтобы вернуть матерей к детям! Мать сама должна воспитывать своего ребенка!

— Странно, что об этом говоришь именно ты, — сказала Лидия.

— Я ближе к проблеме, потому и говорю: самое время женщин возвращать в семью, мы явно перегнули с эмансипацией.

Кира Сергеевна выбросила в ведро окурок, налила себе кофе. Опять болела голова, но не хотелось идти в столовую за анальгином и смущать дремавшего на дивану Женечку.

Лидия, чмокая губами, сосала конфету. Хмыкнула неодобрительно:

— Выходит, назад, к старому? На кухню, к корыту?

— Нет. Вперед, к детям!

Лидия покрутила головой:

— И все же странно, что именно ты, эмансипированная женщина, говоришь это. Или ты не в счет?

— Я в счет. Только обо мне печалиться поздно.

— А если бы не поздно? Согласилась бы жить так, как я?

Кира Сергеевна помолчала, разглядывая тонкую фарфоровую чашку. Она помнила эту чашечку с детства, в буфете у Синицыных стоял целый сервиз. Все давно побилось, осталась только эта чашка. Как уберегла ее Лидия?

— Ты же помнишь, чему учили нас в детстве, — уклончиво сказала она. — Перед нами открыты все дороги, мы можем стать инженерами, врачами, учеными, летчицами… Но никто никогда не сказал нам: станьте хорошими матерями. Никто и никогда. Может быть, только наши мамы, но их слова мы в расчет не принимали.

Лидия засмеялась.

— А ты хитришь и на вопрос не ответила. Но я и так знаю: ты не согласилась бы быть на моем месте. Твое счастье совсем в другом!

Откуда тебе знать, в чем мое счастье? — подумала Кира Сергеевна. — Я и сама уже не знаю этого.

Поздно вечером, когда все улеглись спать и дом затих, Лидия нырнула к Кире Сергеевне под одеяло, прижалась головой к ее плечу.

— Совсем как в детстве. Помнишь, я прибегала к вам ночевать…

— Помню.

— Твоя мама пекла нам ватрушки, и у вас всегда пахло ванилью и книгами… А теперь вашего дома нет…

— Как — нет?

— Очень просто. И моего нет. Теперь там шикарный торговый центр…

От нее, как в детстве, пахло травой и анисовыми каплями. Кира Сергеевна закрыла глаза, и ей показалось, что лежат они с Лидией в маленькой комнате на узкой кровати, сейчас войдет мать и скажет: «Девочки, хватит шушукаться, пора спать, завтра в школу».

Но мать не войдет. И никто не войдет. Она вспомнила, как мечтала поплакать возле своего долга, а дома, оказывается, уже нет.

Все уходит и ничто не возвращается.

На плече тяжелела голова Лидии, Кира Сергеевна обняла подругу и почувствовала, как растет в ней тихая нежность и жалость, словно они, две маленькие девочки, вдруг осиротели и заблудились.

Они долго шептались: «А помнишь?», «А помнишь?» — но помнили почему-то разное, нехитрые события детства сдвигались в их памяти, но все равно было хорошо лежать рядом и вытаскивать из-под тяжести лет забытые эпизоды и лица.

— Помнишь, как летела я с горы на санках и чуть под машину не угодила? — спросила Лидия. — А ты бросилась под санки, и полозья пропороли тебе руку?

Она ощупала в темноте ладонь Киры Сергеевны с плотным узким шрамом, поцеловала.

— Ну-ну, что это ты, дурочка? — Кира Сергеевна отдернула руку. — Вспомни лучше, как поссорились в пионерлагере, а ты потом принесла мне в изолятор цветы.

Лидия засмеялась, завозила ногами.

— Не было этого, ты сейчас выдумала.

Кира Сергеевна вздохнула:

— Я знаю, почему ты не помнишь, а я помню.

— Намекаешь, что мой склероз старше?

— Потому что не ты, а я тогда была виновата. Обиду забыть легче, чем вину.

Лидия похлопала ее по руке.

— Ну-ну, мать, что-то тебя на раскаяние потянуло. Не помирать ли собралась?

— Нет, не помирать. Приходит время подводить итоги.

— Итоги у тебя неплохие, ты получила все: любимое дело, положение в обществе, уважение окружающих… Так что обижаться грешно.

Легко подсчитать, что мы получаем. А как подсчитать, что теряем? — подумала Кира Сергеевна.

Лидия подобрала ноги, приподнялась и, опершись на локоть, посмотрела ей в лицо.

— А теперь выкладывай, что у тебя стряслось?

В темноте глаза ее казались большими и черными.

— С чего ты взяла?

— Просто вижу. Ты не такая.

По потолку метался разноцветный отсвет бегучей рекламы, вяло шевелилась занавеска у открытой форточки. Влетали редкие звуки ночного города — обрывки музыки, визг тормозов, сирена «скорой помощи».

Они лежали рядом, совсем, как в детстве, но после детства были длинные годы, прожитые врозь. Годы эти разделили их.

Уже не хотелось, как мечтала, выплакаться на плече подруги. На плече счастливого горе не выплачешь. Да и что сказать? Не так прожила жизнь, поэтому всех растеряла? Но я прожила ее так . Если б в запасе было еще сто жизней, я прожила бы их так . Все сто.

— Ладно, как там Ирина?

— Нормально, отселились в кооператив.

— И правильно, это я посоветовала ей. А как у них с Юрием?

— По-моему, утряслось и наладилось, — не очень охотно ответила Кира Сергеевна. Ее поразила новость: Лидия посоветовала отселиться! Зачем?

— Не может у них наладиться. Она не любит Юрия и никогда не любила. Она еще в институте любила другого…

Все-то ты знаешь, подумала Кира Сергеевна. Сказала раздраженно: