Андрей Упит - Земля зеленая

Однако последние две версты до Рандан показались длинными и трудными. Только пройдя мостик через Браслу, Мартынь увидел хуторок зиверсовских лесорубов, до него оставалась всего сотня шагов. Он стоял в чаще леса, среди огромных ясеней. Это был самый отдаленный угол волости. Отсюда до ближайшего хутора Межамиетанов больше версты через большой еловый лес и болото. Постройки здесь обветшавшие, длинные и будто приплюснутые к земле, под замшелыми соломенными крышами. Жилой дом о пяти окнах и двух трубах, крыльцо клети с невиданными резными столбиками; пять дверей, когда-то выкрашенных коричневой краской, теперь все в полосках. Лес вокруг шумел как-то странно, неуютно, с непривычки прямо жутко становилось.

Зелтынь сидел у поленницы и читал Библию. Сам примостился на одной колоде, а на другой, застланной полотенцем, лежала книга. Кругом чисто убрано, даже метлой выметено; дрова в поленнице выложены одно к другому, как по счету. Благочестивый Зелтынь был маленький, тщедушный и сердитый; лапти на ногах старые, но тщательно починенные, онучи отстиранные добела; рубаха тоже чистая, — насколько чисто удавалось Лизе, не щадя рук, отстирать без мыла, в одном щелоке. Редкие седые волосы гладко расчесаны на две стороны, с пробором посредине, большие роговые очки только с помощью бечевки держались на носу, напоминавшем куриный клюв. Гладкое сухое личико — жена обработала как только умела ножницами для стрижки овец: пользоваться бритвой Зелтынь не мог по слабости зрения. Нижняя челюсть у него выдавалась вперед; время от времени он сердито прикусывал мелкими зубами верхнюю губу и посасывал ее; поэтому или еще по какой причине она была гораздо тоньше нижней.

Читал он громко, резко отчеканивая слова, словно кидал камни во все пять окон дома. Мартынь Упит плохо разбирался в Библии, понял одно — Зелтынь читал книгу какого-нибудь разгневанного пророка: проклятия, напоминания о карах и адском пламени так и сыпались одно за другим. Вероятно, он слышал, как Мартынь покашливал и шаркал по траве тяжелыми сапогами, а возможно, и видел его, но головы не поднял, хотел дочитать страницу до конца. Дочитал ли, нет ли, но вдруг он вскочил, схватил прислоненную к колоде ясеневую палку и запустил в соседскую курицу, которая пробралась к поленнице выкупаться в опилках.

— Кыш, проклятая! Спасения нет от этих дьяволов, все кругом разрыли, хоть с палкой стой у огорода, и то не укараулишь.

Каждое слово он точно ногтями выдирал из себя. Снял очки и серыми слезящимися глазками посмотрел на подошедшего. Мартынь Упит поздоровался еще раз, и только тогда Зелтынь узнал его.

— Откуда ты взялся? — спросил он, будто заподозрив недоброе. — Никогда не приходил, а тут вдруг пожаловал?

Мартынь растерялся — к такой встрече он не подготовился. Мысли его заметались в разные стороны в поисках ответа. Нужно было сходить в Межамиетаны, а по дороге вот завернул сюда, решил поглядеть, как живут лесорубы в этой глуши.

Зелтынь зыркнул на большую кучу хвороста и разного хлама, сваленного возле соседской поленницы.

— Как свиньи живут, как скоты. Видишь, даже ради праздника не желают подмести и прибрать, чтобы богу глаза не кололо.

Сказал он это таким тоном, что Мартынь Упит невольно оглянулся: а вправду не явился ли сюда бог, не стоит ли где-нибудь за дровами? Преподобный Зелтынь поднялся, вложил очки в Библию, завернул ее в полотенце и благоговейно подержал в руке. Потом поднял свою палку с вырезанными по зеленой коре крестиками и зарубками.

— Пойдем в клеть, посмотришь, как живу, — пригласил он и бойкими шажками засеменил вперед.

Его клеть, вторую от края, сразу можно было узнать по нарисованной на двери мелом звезде — в знак какого-то заклятья. Различными крестиками, кружками и метками изрезаны были и порог и столбик крыльца.

— От колдовства, от чар и от всякой нечисти, — объяснил Зелтынь, заметив, что гость глупо уставился на все эти диковинки. — Иначе спасения нет, в этой глуши кишмя кишит всякая чертовщина. Намедни перебежала крыльцо большая, красная, как медь, ящерица. Тьфу ты, нечистый дух!

Мартынь хотел было сказать, что раз опушка так близко, понятно, откуда ящерица, и какой же она нечистый дух, — ведь и в Бривинях ящерицы часто бегают на солнышке по камням. Но, взглянув на зловещий клюв старика, счел за лучшее смолчать.

Клеть была заставлена до потолка. Старик поднял покатую крышку ларя, в сусеках которого были мука, крупа и чистый серый горох. В закромах и в туго набитых мешках еще с прошлого года хранились рожь, ячмень и овес. К потолочной балке были подвешены кусков десять копченого мяса. Один кусок уже начали, Зелтынь повернул его и заворчал — должно быть, слишком много отрезали. Рядом с мясом на желтом еловом колышке висела пара сапог, связанных продернутым в ушки лыком. Вся волость знала, что эти сапоги хранились еще со времен женитьбы Зелтыня; идя в церковь, он нес их все так же связанными, перебросив через плечо, и надевал, только сойдя с горки. Множество связок желтого лыка, пучки тмина и различных сухих трав висели по стенам, в пустом закроме — целая куча метел и связка можжевеловых кнутовищ — несколько лет тому назад он нарезал их в саласпилсских песках, когда ехал из Риги. Огромная лубяная корзина с шерстью с наглухо закрытой крышкой, на ней белые жгуты чесаного льна. Белые ушаты с деревянными обручами, бадьи и лари, кадки, долбленные из черной дуплистой ольхи. Все сделано своими руками, обработано разными напильниками, долотами, но топорно и неуклюже, не то из-за слабости зрения, не то от недостатка сноровки.

На толстой колоде стоял довольно большой жбан с наглухо закрытой крышкой. Зелтынь взял кувшин и, вынув затычку, нацедил пенящейся искристой жидкости желтоватого цвета, напился сам и подал гостю:

— Пей, хорош!

Перебродивший березовый сок был сладковатый, с привкусом солода и лесной черной смородины. Мартынь отведал и крякнул — крепкий напиток щекотал горло и ударял в нос. Похвалил, сказал, что такого вкусного еще никогда не пил.

На лице преподобного Зелтыня промелькнуло некое подобие улыбки.

— От берез на болоте такого не получишь, я подсачиваю на барсучьей горке, где плакучие березы растут. Далеко ходить, зато уж сок что вино.

Он поднял крышку жбана и посмотрел. Плававшая поверху смесь из овса, мякины, зернышек черной смородины и малины превратилась в зеленую корку. Старик засопел и процедил сквозь зубы.

— Этот сатана Ян опять лазил, целый штоф зараз вылакал.

Он запер клеть искусно вырезанной, украшенной зарубками, затычкой. Загородка для свиней сделана из старых, двадцатилетней давности бревен, которые Зелтынь перевозил каждый раз, как переселялся с места на место. Здесь огромный боров с отвислыми ушами, пыхтя и сердито хрюкая, смотрел маленькими глазками на чужого.