Юрий Корольков - Так было…

В самом деле, думал Черчилль, военная обстановка сорок третьего года внесла свои изменения в те условия, при которых следовало бы начинать активные боевые действия на западе. Теперь вторжение в Европу могло состояться только в том случае, если бы Германия оказалась поставленной на колени. При такой ситуации британским и американским войскам следовало немедленно появиться в Центральной Европе. И, главное, прежде русских…

План вторжения «образца сорок третьего года» разрабатывали в Пентагоне под руководством Джорджа Маршалла, начальника американского генерального штаба. Назвали план «Райндап» («Облава»). Маршалл сам привез этот план в Англию. Но применять его не пришлось. Германия Гитлера была еще достаточно сильна. Русские еще не одолевали. Обе стороны изматывали силы в жесточайших боях.

Но военно-политический барометр все больше склонялся в сторону победы России. На тегеранской конференции Черчилль и Рузвельт еще раз заверили Сталина, что теперь, в сорок четвертом году, второй фронт будет открыт непременно. Черчилль не преминул подчеркнуть — для операции есть уже кодированное название: «Оверлорд» [18] Оверлорд — означает сюзерен, верховный правитель. . Он сам придумал его. Британский премьер скаламбурил: «Отныне мы подчиняемся только этому великому сюзерену и становимся преданными вассалами Плана»… Черчиллю понравился собственный каламбур.

Для подготовки вторжения в Европу создали военный штаб — Коссак, но штаб прежде всего занялся другими делами. Он готовил особые, чрезвычайные меры, которые держались в одинаково глубокой тайне как от русских, так и от немцев. Это были планы вторжения на тот случай, если сложится одна из трех военно-политических ситуаций. Во-первых, мог распасться блок германских стран-сателлитов; во-вторых, германские войска могли поспешно отступить из Франции к линии Зигфрида [19] Линия немецких укреплений на франко-германской границе. , и, наконец, третий и наиболее опасный вариант — это внезапный крах и капитуляция Германии в результате ее поражения на Восточном фронте.

На каждый из этих вариантов готовился особый план действий, называемый в секретной переписке «Ранкин А», «Ранкин Б» и «Ранкин С».

Больше всего Черчилля интересовал последний вариант — «Ранкин С». Уж если бы действительно произошел крах Германии, то по плану «Ранкин С» предполагалось немедленно форсировать Ла-Манш, бросив в Европу все наличные силы, ворваться в Германию, разоружить там немцев и захватить контроль над страной в свои руки. Только такие экстренные меры могли предотвратить на континенте «большевистский хаос», которого так опасался британский премьер-министр и его единомышленники в Вашингтоне. Для обеспечения плана «Ранкин С» Соединенные Штаты зарезервировали десять полных дивизий, остальные войска давала Англия.

Время шло, и события стремительно набегали одно на другое. Ход мировой войны изменился коренным образом. Ситуация для западных стран складывалась так, что, протяни они еще с открытием второго фронта, и советские войска, чего доброго, окажутся не только в Берлине, но и в Париже. Теперь западные союзники спешили открыть второй фронт, чтобы не дать возможности народам Западной Европы самим, с помощью Советской Армии разгромить войска оккупантов.

Однако «Ранкин С» тоже пока оставался только планом. Германия еще не потерпела краха, но то, что происходило летом сорок четвертого с открытием второго фронта, было очень похоже на какую-то экстренную пожарную меру. Вторжение на континент было вызвано стремительным продвижением русских на запад. Себе-то Черчилль мог признаться — высадка в Нормандии происходит почти так, как намечалось по плану «Ранкин С». Теперь уж нечего оттягивать дело. Русские же могут первыми ворваться в Берлин… Да, да — нужно рвать постромки и галопом скакать на континент, невзирая ни на какую погоду… В этом нужно убедить Эйзенхауэра…

С такими мыслями Уинстон Черчилль появился среди ночи в штабе верховного командующего союзных вооруженных сил. Премьер несколько дней не встречался с главкомом. Он предпочел бы застать его одного, но в кабинете Эйзенхауэра толпилось много высших американских генералов.

— Я только что дал приказ отложить «Оверлорд», — сказал командующий вместо приветствия, — погода не благоприятствует нам… Радиостанции передают отбой.

Черчилль уставился на главкома тяжелым взглядом. Кажется, он опоздал… Следовало бы приехать хоть часом раньше.

— Нам надо идти на риск, погода может улучшиться…

Вместо ответа Эйзенхауэр протянул премьеру сводку погоды. Прогноз неутешительный: «Пасмурно с воскресенья до среды, низкая облачность и плохая видимость по утрам. Ветер не свыше 17–22 узлов. В Ла-Манше волнение, высота волн в проливе 1,5 метра, у побережья — 1,2 метра».

Черчилль положил сводку на стол. Командующий сказал:

— При такой волне танки-амфибии не доплывут до берега.

— Можно отказаться от танков, — возразил Черчилль, — плоскодонные суда подходят почти к самому берегу.

— Теперь поздно говорить об этом. Быстроходные эсминцы ушли в море, чтобы вернуть десантные корабли.

— Что же делать? — Перед премьером встали тяжелые, возможно непоправимые, последствия, вызванные отменой десанта.

Эйзенхауэр думал о том же.

— Мы не можем потерпеть неудачу с вторжением на континент, — тихо сказал Эйзенхауэр. — Слишком многое поставлено на карту. Посмотрим, что будет завтра.

Но и последующий день не принес ничего утешительного. Прогнозы обещали облачность, ветер, крутую волну, и только через несколько дней можно было ждать незначительного улучшения погоды. Вечером в воскресенье Эйзенхауэр вызвал всех командующих, чтобы принять окончательное решение. На совещании голоса разделились. Представители авиации предпочитали отложить вторжение — непогода будет сковывать их действия. Такого же мнения придерживались предстатели морского флота — корабельная артиллерия не сможет нести прицельный огонь… Волна в проливе расшвыряет, опрокинет плоскодонные десантные суда.

Генерал Монтгомери, командующий английской группой войск, высказал противоположную точку зрения. Перед тем как поехать на совещание, он получил твердые указания Черчилля. Его точка зрения сводилась к тому, что откладывать вторжение больше нельзя. В самом деле, только в ближайшие три дня — 5, 6 и 7 июня — прилив на Ла-Манше совпадал со временем рассвета, то есть с наиболее выгодным часом вторжения. Это имеет немалое значение. Во время прилива уровень воды на побережье Нормандии поднимается на шесть метров. Если высаживаться при отливе, солдатам-десантникам, перед тем как подойти к береговым укреплениям, придется преодолевать четырехсотметровую полосу глубокого мокрого песка.