Юрий Корольков - Так было…

Германское командование стягивало резервные войска к Варшаве. Для штурма разрозненных узлов сопротивления на ближайших аэродромах стояли группы пикирующих бомбардировщиков — знаменитые «штукасы», которые в начале войны штурмовали Лондон. Теперь «штукасы» с утра и до ночи висели над Варшавой и сбрасывали тысячи бомб на городские кварталы.

Против варшавских повстанцев направили тяжелую осадную артиллерию. На закрытых позициях стояли батареи трехсотвосьмидесятимиллиметровых орудий, из которых тоже в начале войны через Ла-Манш обстреливали английское побережье. Вскоре подвезли еще более мощные орудия на рельсовых установках. Фельдмаршал Манштейн применял их для осады Севастополя. Снаряды, ростом в сажень и каждый в полторы тонны весом, падали на мятежный город. Дома разваливались сверху донизу, будто сделанные из сырой глины.

В течение первых трех дней осады Старого Мяста из тысячи домов было разрушено и сгорело больше семисот зданий…

И все же, вопреки всему, город сопротивлялся.

Защитники варшавских баррикад дрались с фанатическим упорством людей, для которых жизнь в кабале и неволе страшнее смерти. Им говорили из Лондона — держитесь. Надо продержаться еще совсем немного… Скоро русские опять начнут наступление, и тогда придет час избавления. Держитесь! Осталось всего несколько дней!.. И люди верили, сражались до последнего патрона, до последнего защитника баррикад.

А наступление советских армий все не начиналось. Но можно ли требовать невозможного? За пять недель наступления, которое началось в третью годовщину войны, советские пехотинцы, артиллеристы, танкисты прошли от Витебска до Минска-Мозовецкого, если измерять по прямой, шестьсот шестьдесят километров. Но солдаты не шли по прямой, их пути-дороги были куда длиннее. И они не просто шагали, они дрались. Двадцать пять германских дивизий, входивших в армейскую группировку «Центр», прекратили свое существование. Они были разгромлены или окружены советскими частями в этих боях. Но разве нет предела напряжению человеческих сил? К концу июля темпы наступления советских войск начали замедляться.

Генерал-лейтенант фон Типпельскирх, командовавший четвертой немецкой армией, разгромленной в тех боях, позже написал в своем дневнике:

«Когда армии Рокоссовского, казалось, неудержимо продвигались к польской столице, польское подпольное движение сочло, что час восстания пробил. Не обошлось, конечно, и без подстрекательства со стороны англичан… Восстание вспыхнуло 1 августа, когда сила русского удара уже иссякла и русские отказались от намерения овладеть польской столицей с хода…»

И в тот момент, когда советские солдаты приостановились, чтобы снова набраться сил, политиканы из эмигрантского правительства в Лондоне и Варшаве распространили подлый и ядовитый слушок — русские не хотят брать Варшаву… Это была такая же грязная клевета, как и затеянная полтора года назад катынская провокация.

Защитники варшавских баррикад в короткие минуты затишья прислушивались — не идет ли помощь с востока, не слышно ли далекого гула орудий. Но там, за Вислой, ничего не было слышно… Помощь не шла. Неужели и в самом деле, думалось людям, русские бросили Варшаву на произвол судьбы… Из Лондона подогревали такие сомнения.

Лондонская радиостанция «Свит» повторяла и повторяла главное, ради чего начали восстание: «Во главе польского государства в Варшаве стоит правительство, сформированное должным образом и согласно закону… Только оно является единственной властью в границах Польской республики…»

«Молим о помощи Варшаве тех, кто является ее должниками… Бросаем на чашу истории кровь, пролитую на улицах Варшавы… С помощью или без помощи, поддержанная или одинокая, столица завершит борьбу за освобождение и независимость. Да благословит бог Варшаву!»

Тадеуш Комаровский, он же таинственный генерал Бур, слушал эту передачу в старом городе. Командующий только что вернулся с переднего края. Передний край проходил недалеко — в нескольких сотнях ярдов от штаба. Но здесь, в глубоких подвалах штаба, существовал иной мирок. Словно не было того ада, который царил на поверхности в Старом Мясте. В подвалах было тихо и безопасно. Даже уютно. Ковры, устилавшие бетонный пол, и картины на стенах сопи вали видимость комфорта.

Генерал Бур решил, что штаб безопаснее всего располагать ближе к германским позициям. Немецкие летчики и артиллеристы боятся поразить свои войска и предпочитают бросать снаряды и бомбы подальше от переднего края. А пулеметный огонь и снаряды небольшого калибра не опасны в глубоких подвалах.

Но так же, как и в начале восстания, Бур-Комаровский не мог повлиять на события. Он уповал только на бога, как те женщины, что молились во дворе госпиталя о ниспослании победы. Бур видел их, когда спускался в подвал. Ему запомнились строгие лица коленопреклоненных женщин, горящие свечи и обломок каменного распятия, которое возвышалось, точно алтарь, посреди тесного дворика…

«Да благословит бог Варшаву!» — прошептал командующий, повторяя слова радиопередачи.

Он находился в тяжелом раздумье. Вот уже месяц, как восстала Варшава… Старый город, созданный трудом многих поколений, лежал в руинах. Из семи тысяч солдат Армии Крайовой, защищавших этот район, здесь едва ли осталось полторы тысячи, включая раненых. Связь прервана. Старое Място изолировано от всего города. Даже адъютант Моздживицкий остался в центральном секторе. Бур отправил его к Монтеру в тот день, когда перешли с фабрики Кемлера в Старое Място. Обратно Моздживицкий уже не смог вернуться — немцы узким клином прорвались к Висле.

Генерал Бур втайне остался доволен этим обстоятельством — пани Регина Моздживицкая, эта женщина с зелеными глазами и тициановскими волосами, которая так его волновала, теперь была предоставлена только себе, Регина постоянно находилась при штабе. Оказалось, что пани Моздживицкая знает радиодело, когда-то была радисткой. Бур распорядился перевести ее из связных на радиостанцию. Но эта женщина по-прежнему оставалась для него недоступной. Вот и сейчас она только на минуту вошла к командующему, положила шифрограмму и тотчас исчезла.

Генерал Бур прочитал шифровку и удивленно приподнял брови. Радиограмма поступила из Лондона. Лондонский радист передавал просьбу полковника Монтера — немедленно открыть все канализационные колодцы в старом городе. Под землей в канализационных трубах много часов бродят его связные и не могут выйти на поверхность.

Нелепо! У главнокомандующего Армией Крайовой нет иной связи с частями, как только через Лондон… А штаб Монтера расположен всего в двух километрах от старого города.