Руслан Киреев - До свидания, Светополь!: Повести

— Нет–нет, — успокоил его Сомов. — Езжай. — И собрался уже захлопнуть дверцу, но юноша придержал её.

— Что вы, батя! Садитесь. Доставлю куда надо.

«Умница, — растаял Сомов. — Вот из новых, а умница».

— Спасибо, — ласково поблагодарил он, — Но мне нужен кто‑нибудь из старых шоферов. Кто знает меня.

Молодой человек глядел, не понимая, даже по–мальчишески рот приоткрыл. Сомов объяснил:

— Я работал у вас в таксомоторном. Сомов моя фамилия. Дядя Паша.

— Ну и прекрасно, дядя Паша. Садитесь! Отвезу, куда скажете.

Сомов с улыбкой, медленно, покачал головой. Спросил:

— Тебя как зовут?

— Евгений. Женька.

— Так вот, Женя, у меня… — Сомов выразительно потёр палец о палец. — Не хватает, в общем.

Узкоглазое лицо шофера посерьёзнело, а взгляд пытливо проник в Сомова. «Сомневается, — подумал Сомов. — Не аферист ли?»

— А много не хватает?

Сомов, успокаивая, прикрыл глаза. Прислонив палку к машине, стал часы снимать. Оскорблённый юноша запротестовал было, но Сомов уже протягивал часы.

— Читай!

Шофер растерялся.

— Что?..

— Что здесь написано. — И — пальцем на гравировку.

Паренёк, заикаясь, медленно прочёл:

— «Дяде Паше от таксистов в день пятидесятипятилетия».

— Вот, — удовлетворенно сказал Сомов и сунул часы в карман. — Дядя Паша — это я, можешь не сомневаться.

— А я и не сомневаюсь, — слукавил шофер, и Сомов простил ему это.

— Видишь, какое дело, Женя. Пришёл внучке подарок покупать, а денег не хватает. — Он показал те, что были. — Не одолжишь пару рублей на полчаса? Приедем на Фонтанную — отдам.

Шофер дал ему трёшницу. Бодро направился он в магазин, но возле старухи с гвоздиками, которая все так же озиралась по сторонам, остановился. Наскрёб в кармане мелочь, что аккуратно, копейка в копейку, сдал Сапатов, купил букетик. Когда продавщица заботливо упаковала ему коробку с куклой, протянул цветы.

— А это вам. От благодарного покупателя.

Аж зарделась вся.

— Почему… мне?

— Как самому очаровательному работнику прилавка.

Она не решалась взять, и он мягко вложил букетик в её податливую руку.

— Большое спасибо! — пролепетала она. Глаза её светились. — Приходите ещё.

— Непременно! — пообещал Сомов. — За обезьяной.

Коробку с куклой шофер бережно положил на заднее сиденье. По дороге разговорились. В парке не работал ещё и года — только демобилизовался прошлой осенью.

— А как директор? — спросил Сомов. — Ведищев?

Женя пожал плечами. Простодушная улыбка высветила крепкие зубы.

— Наше дело какое, дядя Паша? Взял путёвку — и айда! Чем дальше от начальства, тем с–спокойнее.

— Но от завгара, скажем, далеко не спрячешься, — не удержался Сомов. — От Индустрии Федоровны. Как она?

— Индустрия Федоровна ничего. Строгая, но ничего. Вчера меня из парка не выпускала. Фонтанная…

Сомов встрепенулся.

— Да–да. Вон к тому дому.

Попросил заехать за ним, если можно, через час. Женя пообещал. С трудом вылез Сомов из машины.

— Дядя Паша! — окликнул шофер. — А куклу‑то?

С недобрым предчувствием, отдыхая на каждой ступеньке, карабкался на второй этаж. И — не обманулся: Шагалов оказался дома. С шумным радушием, подавив удивление, приветствовал нежданного гостя. Спохватился, скорбь изобразил.

— Самые искренние соболезнования, Павел Филиппович! К сожалению, не мог быть на похоронах, процесс. Восемнадцать свидетелей, три дня заседали. Хищение на трикотажной фабрике. Не слыхали? Громкое дело. А Нюра больна, — упал вдруг голос. — Где‑то простыть умудрилась. Это в августе‑то!

— Да, жарко, — согласился Сомов. Пот бежал по лицу. Вынул носовой платок — не платок, а какую‑то грязную тряпицу, скомкал незаметно.

— Я и дома сегодня поэтому, — то ли объяснял, то ли оправдывался Шагалов. — С внучкой занимаюсь. Вы ведь знаете, Мая у нас.

Сомов вытирал скомканным платком лоб.

— Знаю.

— Жена больна, так что я на вахте. Но официально… — поднял он палец. — Официально — на объектах. День юрисконсульства. — На нем была пижама. — Проходите! — закончил он громко.

Сомов искал глазами, куда бы сунуть палку. Шагалов взял её, поставил в угол. За коробкой потянулся.

— Нет. Это не надо.

Адвокат прищурился, соображая.

— Подарок внучке? Ох уж эти деды! Избалуем мы её.

Сомов не спорил. Вот только в голове не укладывалось, что этот моложавый джентльмен — такой же, как он, дед Маи.

Отдышавшись, направился в комнату. Ему очень не хватало палки. Да и коробка мешала…

На пороге остановился — в нос шибанул едкий запах лака для ногтей. Но ничего… Ничего. Вот и Света, Галочкина сестра.

— Здравствуй, Света.

Вежливо и равнодушно ответив ему, Света исчезла в другой комнате, а на смену ей вышла мама. Мать двух взрослых дочерей, она вполне сошла бы за их старшую сестру.

— Павел Филиппович! Какой молодец, что зашли! — На ней горели оранжевые брюки. — Все собирались проведать вас, но разве вырвешься тут! — Совсем близко подошла, ласково в глаза заглянула. — Какая ужасная смерть! Хотя бы болел человек.

— Зачем? — спросил, садясь, Сомов. Стул стоял у самой стены, и, должно быть, поэтому ему казалось, будто он, незваный проситель, ждёт в приёмной своей очереди.

Нюра сокрушалась, что не была на похоронах: простыла неизвестно где, температура тридцать восемь, антибиотиками сбили; потом, сострадательно проникая в него взглядом, принялась расспрашивать о здоровье. «Скоро уж, скоро», — мысленно, с усмешкой ответил Сомов, а вслух другое говорил, вежливое и пустое. С тревогой гадал, где же Мая, почему даже голоска не слыхать. Но в тот момент, когда, потеряв терпение, решился спросить, она бесшумно появилась на пороге. Замолчав, все трое смотрели на девочку. Конечно, Сомов ждал, что она вырастет за эти месяцы, но так…

— Ну–у, — протянула Нюра. — Поздоровайся с дедушкой.

Молчание.

— Не узнает. Большой все‑таки срок для такой крошки. А так она помнит вас. Увидит у кого игрушку на улице, и сразу: деда Паша купит. Вы ведь баловали её.

Заговорить и задобрить норовила, отвлечь от внучки. Пусть! Ни эта нарядная женщина, ни её муж не занимали сейчас Сомова. Он смотрел на Маю, а она — на него, пристально и серьёзно.

— Деда Паша в больнице, — выговорила негромко.

Помнит! Не забыла! Он так по–детски (или по–стариковски) обрадовался этому… Но вот какое странное ощущение возникло вдруг: будто дед Паша — вовсе не он, а какой‑то другой дед, румяный, с пышными усами. На картинках таких рисуют и показывают в кино… Невольно позавидовал Сомов этому доброму деду, который сейчас в больнице, но скоро вернётся, и внучка бросится ему на шею.

— Ты знаешь, что у меня здесь? — И сам неприятно удивился, как продребезжал его голос.