Александр Бирюков - Свобода в широких пределах, или Современная амазонка

И как легла она (а время уже одиннадцать, солнышко светит, за окном нормальная жизнь — дети бегают, собаки лают, а она как мертвая), так и проснулась, когда Виктор уже с работы пришел и начал на кухне кастрюлями греметь.

— Ну, ты даешь! — сказал Виктор, когда она на кухню в халате вышла. — А что есть будем?

— Ты бы ночь проработал!

— Работали не меньше тебя! — очень не любил Виктор Степанович, когда дома с едой непорядок, тут он к любой мелочи мог прицепиться, чтобы зло сорвать. — А скажи, когда у Лемешевой дом сгорел?

— А что?

— Так, интересно.

— Она говорила, что в ночь на двадцать пятое. Она двадцать пятого звонила. А что?

— Интересно получается. Дом двадцать четвертого сгорел, она двадцать пятого письмо пишет, и все у нее в порядке, даже лук хочет прислать. Это как получается?

Ну и все, Вера Васильевна. Вот вы и вляпались. Трудно вам было утром за почтой спуститься, теперь расхлебывайте. Просили эту аферистку со своим луком соваться!

— Письмо, что ли, было?

— А хотя бы и было. Как ты это объяснишь?

— Может, я ошиблась? — говорит Вера Васильевна. — Может, она потом горела? Слышно было плохо. Какая тебе разница от того, что она не двадцать четвертого, а двадцать пятого горела?

— Ну да, конечно. Я тут ни при чем. Может, она и вовсе еще не горела, а только собиралась дом поджечь, а я все равно денежки плати. С поджигателями знаешь как поступают?

— С какими поджигателями? Ты чего мелешь?

— Самая настоящая поджигательница и есть, если дом еще не сгорел, а она уже деньги просит.

— Что ты на старуху взъелся? Она, может, и не соображает уже, что пишет. Дай письмо.

— А ты соображаешь? — не собирался сдаваться Виктор Степанович, он словно брал реванш за вчерашние унижения, когда он ходил по дому, как побитая собака. — Ты очень соображаешь. Неизвестно куда пятьсот рублей ухнула — это ты сообразила. А ты эти деньги заработала?

Ну, Вера Васильевна! Вот он, удобный момент. Сейчас обострить ситуацию — а что, мол, ты меня допрашиваешь? разве я не свободный человек? — и все станет на свои места. Оставайтесь, Виктор Степанович, со своими гадиками и деньгами, а я своей дорогой пойду, потому что она у меня наконец появилась. Или лучше так: оставайтесь со своими деньгами, только дайте, пожалуйста, на время половину в долг под самое честное слово и, если хотите, под любые проценты. А то как она Антону Бельяминовичу поможет? Или ей тоже по американскому образцу на вооруженный грабеж идти? Но это уже совсем ерунда получается: отпусти меня на волю и крылья дай, чтобы лететь. Не может Вера Васильевна поступить сейчас так, не может сказать слова, которые прямо в горле стоят. Кто же тогда Антону Бельяминовичу поможет, если она сейчас во всем признается? Так что терпеть нужно. И не только ради себя и будущей совместной жизни с дорогим человеком, но и ради государственных интересов, потому что нужно выставку экспонатами пополнить. Так что спрячьте свою правду в карман.

— Мы чего, — спросила Вера Васильевна, — ужинать будем или поедем пожар тушить в Ленинград?

— Не болтай ногами! — это уже явный признак того, что шутить Виктор Степанович не желает. — Может, у тебя квитанция сохранилась?

— Выкинула.

— Вот ведь как получается. Игорю ты так же послала?

— Да что ты в самом деле? Что ты про меня думаешь? Может, тетка это письмо месяц назад написала и все опустить забывала?

— А потом весь дом сгорел, а письмо осталось. Так было?

И за ужином Виктор Степанович был недовольный, тем более что кроме яичницы Вера Васильевна ему ничего не дала. Сейчас бы, конечно, очень тот спирт пригодился, который она слугам Антона Бельяминовича отправила, у Виктора быстро настроение бы поправилось. Но тот спирт уже тю-тю, выпили они его уже, наверное. Хотя бы добром помянули хозяйку, если ей здесь из-за них такие муки терпеть приходится.

— А Лемешевой я все-таки напишу! — подвел итог разговору Виктор Степанович. — Получила она деньги или нет. Лучше сразу скажи, куда истратила?

Это уж, как вы понимаете, совсем нехорошо. И совсем Вера Васильевна растерялась. Что делать? Выдаст ее тетка, даже если ей телеграмму послать, — старуха она вредная, врать не станет. Что же делать? Вот уж пожар так пожар, горит моя героиня со всеми своими тайными планами.

Побежала Вера Васильевна к Тоньке посоветоваться, благо предлог был из дома вырваться — с Белочкой не гуляла, а у них в квартире такой шум, что на лестнице слышно.

«Кто это? — подумала Вера Васильевна и видит, что дверь не заперта — значит, Сергей вернулся, он любит так нараспашку жить. — Волокет, значит, сейчас Тоньку по кочкам. Видно, кто-то написал, что она хвостом крутит, вот он и прилетел без предупреждения. Пускай разбираются. Так ей и надо!»

Она и не позвонила даже, а Петя все равно высунулся, словно ее караулил.

— Заходите, пожалуйста, — говорит.

— Ладно, я потом.

— Я вам, если хотите, музыку хорошую поставлю. Или чертежи покажу. Вы как-то интересовались.

В другой раз. Зачем ей его чертежи? У нее своих забот хватает. А то он сейчас еще про оперу спросит, вот ведь тоже навязался. С удовольствием бы она у Тоньки посидела, пока с Виктора дурь сойдет. Но раз такие обстоятельства — Сергей вон как разоряется, — то делать ей здесь нечего.

А дома, слава богу, тихо. Виктор Степанович телевизор смотрит, на нее внимания не обращает. Только ненадолго это, наверное. Он ведь жуть какой прилипчивый. Другой бы мужик наорал, сказал, что хотел, — вот как Сергей — и забыл. А этот неделю еще бурчать будет, ясности добиваться — вынь да положь ему все, пожалуйста. Один он прав, а все остальные — гадики. От этого занудства первая жена и сбежала на попутной машине. Не отпустит, пока всю кровь не высосет. Тяжело ей эти пятьсот рублей достанутся. Но это все ладно, пройдет. А где еще денег взять? Где, как не у Виктора? А к нему сейчас с таким делом как подступиться? И не пятьсот рублей, а несколько тысяч нужно. А уже и в холодильнике, и под окном пусто. Что она завтра сварит, чтобы Виктора ублажить? Тоже кувалда нескладная — пришла, разлеглась, не могла в магазин сбегать. Слуги на вилле остались, госпожа Крафт, а здесь нужно самой крутиться.

Такие невеселые размышления у Веры Васильевны. И тут кто-то позвонил — нахально, как к себе домой.

«Кто это прется? — подумала Вера Васильевна. — А если шантажистка? Эта нахалка так трезвонить и должна. Чего же она вечером-то лезет? Понимать должна, что муж дома. Как мы с ней сейчас будем говорить? Или она уже днем приходила, когда я спала, и не дозвонилась? Или работает, днем ей некогда? Как же, будут такие работать».

В дверь звонили и звонили, потом стали стучать. Но Виктор Степанович словно не слышал. Вера Васильевна на цыпочках прошла из кухни по коридору, заглянула в комнату. Виктор Степанович спал перед телевизором. Она подошла к двери и тихонько спросила: «Кто?», но в ответ бухнули кулаком.