Василий Казанский - Из моих летописей

Пошли дальше. Король выгнал на воду утенка, видно, из того же выводка и сам бросился за ним вплавь. И после выстрела опять подал!

Охотник обнимал и целовал свою ненаглядную собаку! Восемь уток — вот каков был результат первой охоты Короля!

Дома Марья Наумовна не знала, чем и угостить Короля: и пирогов-то ему давала, и студня целое блюдо навалила, и молока-то налила!

— Ну и собака! Ну и собака!

Потом Мишка в сопровождении Короля побежал в Сушкино, в магазин: надо ж вспрыснуть победу! Домой приплелся перед вечером и все целовал собаку.

Хлопотное — озеро небольшое, много ли там птицы? Два выводка кряковых да столько же чирков. Ненадолго хватило этого Мишке с Королем.

Тогда взялись за боровую дичь. Сперва раза два приходил без добычи. Король путался в тетеревиных набродах, птица удирала в чащу. Но и неудачи шли впрок, давали опыт. В третий раз отправились сырым утром после ночного дождя. С травы, с кустов вода еще не стекла, но тетерева уже побрели кормиться. На мшарине с редкими соснушками и гонобольником, осыпанным голубыми ягодами, Король набежал на духовитую полосу знакомого, поразительно волнующего запаха. Хвост азартно завилял, забил по кустам. Великолепен тетеревиный дух!

Король в горячке заметался, и вдруг, жестко шумя крыльями, совсем рядом, квохча взлетела из травы рыжевато-серая матка, за ней серенький молодой… Выстрел!.. Старка упала камнем, а тетеревенок скрылся за сосенками. «Леший с ним! — подумал Мишка. — Главное, матку убить. А молодых доберем!»

Вечером он опять обмывал в Сушкине победу и обнимал Короля:

— Что за Королик! Что за умная собачка!

А Король воротил морду от поцелуев, разивших сивухой.

Неважная охота вышла в то лето у Елина. Про уток и говорить нечего: хоть бы разок сплавать Рексу, ну хоть бы за чирком! И того нет!

Не оказалось и тетеревов в любимых перелесках между Порошимом и Гридином и возле Гридинских полей. Где в прошлые годы береженные москвичом тетерьки водили штук по восемь молодых, нынче мудрый Рекс бегал почти без задержки. Редко где чудом уцелел тетеревенок!

У Порошинских полей нашлись два выводка, но что два на весь сезон! И стал ходить Елин не к Гридинским полям, а на север, по Крестовой тропе. А там ведь всё песчаные бугры да моховые глади — некормные места для птицы!

Король был той удачной случайностью, какие встречаются среди деревенских беспородных собак. Красоты, стиля в их работе нет, но сила чутья и сноровка такой собаки делают охоту с нею добычливой. Где пройдет Король — шаром покати! Ни единой птицы не пропустит! Однако палка о двух концах. Мишка на следующее лето вовсе не находил выводков на своих Гридинских полях. И смекнул парень: подчистую выбивать невыгодно. Решил: «свою» птицу не трогать — пусть копится. Зато стал таскаться к Порошину да и за него.

И у Петра Алексеевича охота пошла вовсе никуда! Многие рассказывали ему про браконьера и его Короля: вот собака — золото! Бьет Мишка птицу безо времени и без счета, но, мол, не пойман — не вор. Да и кому ловить? Колхозникам дела нет, а егерей тут и не видано. А билет охотничий Мишка выправил — ружье не отберешь!

Надумал Елин поговорить с Мишкой, усовестить.

В Гридине на крыльце лизаровской избы встретил его Король — грозный лай, шерсть дыбом! Вышел сам хозяин, цыкнул на пса, тот утих.

— Петр Алексеич к нам прибыли! Знаме-ик! — ни-тый охот-ик! — ник! — Икая и ухмыляясь во всю рожу, Мишка звал в избу: — Захо-ик! — дите, пожалуйста, бе-бе-сседовать!

Хозяйки не оказалось дома. В избе было довольно чисто, но на столе стояла пустая поллитровка, видимо лишь опорожненная, валялись корки хлеба, обглоданные птичьи кости. Мишка и Елин сели.

— Охотиться приехали, Петр Алексеич? Хорошее дело! Даже — ик! — очень, приятно — москвичи к нам ездиют — ик! — гораз красиво у нас, местность веселая, воздух! Только птюшек мало — охота плоха!

— Про это я и хочу поговорить с вами, Михаил.

Елин замялся, смолк, глядя на грязные босые ноги Мишки с ногтями вроде бараньих копыт.

— Говорят, что вы бьете тетеревов за месяц до срока, утят нелетных.

Мишка перебил:

— Ну и вры! — Его красная рожа расползлась в ухмылке, выскалив желтые зубы, распустив мокрые губы. — За месяц? — Мишка весело заржал: — Врут все, а вы врам всяким веру даете! Мы с Короликом вовремя ходим. Конешно, бьем помаленьку. С пустыми руками вертался б я, кабы не собачка удашная.

Елин еще заговаривал о сбережении дичи, о сроках, охране маток. Но ничего он не дождался, кроме зубастой ухмылки. Вдруг он представил себе: ну и смеш о н же я! Беспардонному браконьеру проповеди читаю!

А Мишка достал с полки другую бутылку самогона и второй стакан. Принес хлеба, огурцов. Елин отказывался, но хозяин пристал:

— Ик! Не обижайте! Ик! Будьте человеком!

— А, черт возьми! — с отвращением Петр Алексеевич хлебнул из стакана. «Идиот я! К кому пошел! Пакость какая! Лишь бы за дверь как-нибудь…»

А Мишку совсем развезло.

— Ппеттрр Ле…ксе…ич! Дд…руг! Пп…ей. Нне обб…ижжай! Ппп…ей, ссва…тток!

— Это почему же я «сваток»?

— Как ппп…очч…му? Мм…ая Жжжуч…ка с Рррек… — сом… Ррр…екс ччч…етверро ссу…тток уммм…еня хх… — арчч…ился…

Елина как ошпарило! Только и не хватало, чтобы отпетый негодяй так попользовался Рексом! И Петр Алексеевич — скорей на улицу.

Ну и задал же он жару Прасковье Федоровне!

— Как допустила! Я цепь для Рекса оставил! А ты допустила, что он шлялся черт знает где! У Мишки четыре дня! А ты даже и не искала! Всю охоту мне загубила! Нарочно, что ли, ты мне напортила?

Пошешенька божилась, что везде, везде, даже в колодцах, искала…

Пришел в Порошино престольный праздник. Хозяйки наварили, нажарили, напекли для гостей на целых три дня. В каждом доме набралось гостей «со всех волостей». У одной бабушки Пани гостило немного — дочка с мужем-шофером да двоюродный брат с женой — пожилые колхозники из Крестов. Ну ели, конечно, пили, а потом спали — ни шума, ни скандала, не то, что у других людей, где выпивали лишку.

Очень понравился Елину Прасковьин братеник Никита Нилович — добродушный, еще сильный старик с широкой проседелой бородой. Он пришел с войны хромой, но охоту не бросил. Беседуя с москвичом, он жаловался, что недруги отравили у него собаку.

— Такая славная была остроушка. На всякую птицу шла и белку лаяла. Да на белку наплевать, их и без собаки на перебегах да на слух настреляю. Главное, на птюшек без собаки труба!

К третьему дню праздника гостей в деревне поубыло. У бабки Пани остались лишь Никита с женой да Елин, которому еще рано было ехать в Москву. Лишь сели завтракать, как с улицы донеслась песня, а вернее, рев: деревней брел развеселый Мишка.