Надежда Чертова - Большая земля

Наталья выследила его одного в конюшне, схватила вилы и смело вошла в душный полумрак. Она остановилась у двери, стараясь разглядеть Прокопия, как вдруг услышала его приглушенный шепот:

— Чего ты?

— Проша! — вскрикнула Наталья и захлебнулась.

— Чего вздумала? — спросил Прокопий и часто задышал. — Отец узнает — убьет.

Наталья опустила голову и негромко всхлипнула.

— Поманилась ты мне, и все, — торопливо сказал Прокопий. — Баба ведь… От тебя не убавилось. Вдовый и тот девку берет, а уж парню на бабе не жениться. Не вздумывай.

Она поставила вилы к стене и вышла. Шагала осторожно, как слепая, земля плыла и покачивалась под ногами.

Несколько дней она работала много, истово, ни о чем не думая, и только прислушивалась к молчанию, которое разливалось в ней самой. Это было тупое, беспросветное молчание, когда кажется, что человеку больше ничего не надо.

Хозяин, парни и старуха совершенно ее не замечали. Может, так было и раньше. Но их равнодушие она увидела только теперь. И вдруг обиделась тяжело, до ненависти.

Как-то вечером она тихо дремала у себя на лежанке. В избу, гремя винтовками, вошли солдаты. Наталья насторожилась. В избе зашептались в несколько голосов: «Сенокос… большие стога… Старица… хутор… хромой Николка…»

Она осторожно приподнялась и вытянула шею. Посреди избы, не садясь на лавки, стояли чужие люди, увешанные винтовками, револьверами, гранатами.

— Место голое… ночь поздняя, — сказал самый дюжий солдат. И добавил сдержанным басом: — У моста, значит.

Наталья поняла, что речь идет о коммуне. Люди пошли во двор, там ржали чужие кони. Наталья лежала с закрытыми глазами, сердце у нее шумно колотилось.

Кони дружно процокали под окнами, хозяева долго еще разговаривали в сенцах. Потом все стихло. Наталья мягко соскользнула с постели, туго завязала платок, пробежала по горнице и, раскрыв створки окна, выпрыгнула на улицу.

— Что я, не человек, что ли? — прошептала она в темноту и во всю прыть, не глядя под ноги, побежала по знакомой тропинке к мосту.

Николаю не спалось. Он натянул сапоги, взял кисет и вышел на крыльцо. В облачном, беспокойном небе то показывалась, то скрывалась полная луна. Николай рассеянно наблюдал игру теней. Вот посеребрились верхушки тополей, зеркально блеснула вода в озере, высветлилась широкая лента степной дороги. И тотчас от набежавшего облака все кругом потускнело и провалилось во мглу.

Со двора доносилась сонная, ласковая толкотня овец. От озера шел слабый звук колокольцев: там, на круглом островке, поросшем пыреем, паслись коммунарские лошади. Все как будто шло ладно.

Николай спустился с крыльца и побрел по дороге, раздумывая о трудной пахоте под пар. Лохматый пес неслышно подкатился под ноги, ткнулся мордой в руку и побежал рядом.

Тут луна вышла из облаков, степь озарилась бледным дрожащим светом, и Николай увидел вдруг темное пятно, которое быстро двигалось, словно летело по дороге. «Человек из Орловки», — сообразил он и тревожно схватился за карман, но револьвера там не было.

Собака зарычала, рванулась вперед. Легкие и частые шаги застучали по мосту. Николай уже видел, что это женщина.

— Кто тут? — крикнул он и невольно раскинул руки.

Женщина с разбегу остановилась. Она тяжело дышала, обеими руками опасливо поджимая юбки.

— Цыц, Полкан! — властно сказал Николай.

Женщина отступила на шаг, юбки ее распустились, а голова откинулась. На лунном свету лицо было мертвенно-бледно, огромные провалы глаз и раскрытый рот скорбно темнели.

— Наталья, — медленно и хрипло произнес Николай.

Она сникла и закрылась ладонями. Николай качнулся, сразу стал выше и прямее — это он ступил на здоровую ногу.

— Наталья, — повторил он чистым и глубоким голосом. — Я… мы тебя ждали.

Наталья вся затряслась. Давно со страхом думала она о встрече с Николаем, и ей казалось, что от стыда и горечи у нее разорвется сердце. И вот это случилось так просто и так страшно, а она будто оцепенела. Николай молча тронул ее руки. Он был все такой же, ласковый, неуклюжий, затаенный, как в молодости. «Помнит меня! Помнит!» — едва не закричала Наталья. Но подумала о солдатах и мгновенно облилась испариной.

— Николя! — пробормотала она, и слезы хлынули у нее из глаз. — Беду ждите. Нынче ночью… Пронькины с дезертирами снюхались. Ох, стога ваши жечь хотят. Скот уведут. В Жилинке, слыхал, партейных порешили?

Николай отшатнулся и глухо сказал:

— Ступай к матушке. В крайний дом.

Наталья в нерешительности оглянулась на Орловку, на хутор, на плывущие облака. Летняя короткая ночь стремительно катилась к тому позднему часу, когда лошади в ночном опускают дремотные морды и даже куры на насесте не шевелятся. Явственно представилось, как в этот глухой час три брата Пронькины пробираются берегом Старицы, по-змеиному волоча в траве свои длинные тела. «Убьют, им все равно», — подумала она и, боязливо втянув голову в плечи, побежала к усадьбе неслышными кошачьими шажками.

Николай вошел в пеструю тень тополя и провел рукой по лицу. Он был словно во хмелю. Злоба и жалость душили его при мысли, что бандиты потопчут пшеницу, загубят скот. На войне — в атаках, в ночной разведке — не раз приходилось ему переживать острое чувство близкой опасности. Но там он жил под чужой командой, а здесь должен был командовать сам.

Собака тявкнула у его ног. Николай вздрогнул и обеими руками вцепился в ее жесткий загривок.

— Цыц! — прошипел он с такой силой, что пес замер и униженно лизнул ему руку.

В тот же момент сонное звяканье на островке дошло до Николая и ударило его по ушам: кони сами себя окажут с этими колокольцами. А весь остальной скот собран во дворе, в сараях — овцы, коровы, телята… Большими прыжками он пересек дорогу. Скорее, скорее!

Вбежав в горницу, он увидел мать, которая сидела на нарах, одетая и повязанная. Натальи с ней не было.

Он подскочил к постели, сбросил на пол подушку. В руках тускло блеснул наган. Авдотья поднялась и молча шагнула к нему.

— Бандиты, матушка! — прошептал он, ощупью крутя барабан револьвера. — Баб и ребят спрятать надо.

— В кладовку уйдем, — сразу отозвалась Авдотья. — Там дверь кованая.

— Без крику, — наказал Николай. — А то убьют.

Авдотья скользнула мимо него и склонилась над широкими нарами. Николай забежал в соседнюю комнату.

Здесь первой проснулась Дунька. Она увидела светлые от луны окна и тень человека, метнувшегося прямо на нее.

— Батя! — испуганно вскрикнула девушка, села на нарах и смолкла, узнав Николая.

— Ступай на остров, колокольцы у лошадей сними, — колючим шепотом сказал он ей. — Брод знаешь?

— Я сейчас, — глухо ответила Дунька.