Надежда Чертова - Большая земля

Сунув под колено кнут, Павел Васильевич отдался тревожному раздумью.

Два его сына воевали на фронтах. Старший, Петр, до войны был председателем колхоза. Как раз от него-то сейчас и не приходит писем, вот уже с полгода. Похоже, пропал… Сноха сохнет от тоски, плачет по ночам. Павел Васильевич утешает ее и обнадеживает. Но сейчас, самому себе, можно ведь сказать: плохо дело с сыном, хуже некуда…

А как пошла было жизнь перед войной! Старик разнежился под крылом у сыновей, от работы в колхозе его уже освободили, и он пристрастился рыбачить на Току. Нет, не думалось, не гадалось ему, что придется, как и памятном тридцатом году, взять колхоз в свои руки! Если бы он мог скинуть с плеч эти двенадцать лет…

Чалая остановилась.

— Н-но, ты! — тонко крикнул Павел Васильевич, вытаскивая из-под колена кнут.

Но Чалая не двигалась с места и только стригла ушами. Впереди темнела развилка дорог. Павел Васильевич дернул за правую вожжу, проворчал:

— Домой едем, беспонятная! — И кобылка, поджимая зад, затрусила старательной рысцой.

По обе стороны дороги текла степь, вся в неровной тускловатой стерне. «Рожь сняли», — определил Павел Васильевич, разглядывая четкие полукружия на стерне: то был широкий замах косца. «Вручную убирали. Похоже, молодой валил, старику так махать не под силу…»

Степь для Гончарова была словно раскрытая книга, которую он перечитывал десятки и сотни раз. Вот прошла лобогрейка. «Эка нащипали», — сердито проворчал Павел Васильевич, разглядев на закраине целую полянку высокой стерни: рожь была здесь срезана чуть не под самый колос. «Может, парнишка какой и работал. Чего с него спросишь: дите…» — подумал он. У него самого теперь было много таких косарей и пахарей: недоглядишь, а мальчишки уж и забыли про пашню и затеяли возню на меже или в козны заигрались…

Сквозь тягучие бесконечные мысли к Павлу Васильевичу понемногу стала подбираться сонная одурь. Это и не удивительно: спать все лето приходилось совсем мало, как говорится, одним глазком.

Он, должно быть, задремал и сколько-то времени ехал, только по привычке не выпуская вожжей из рук. Но вот сквозь пыль и полынную горечь дошел до него запах хлебов. Павел Васильевич поднял голову. По обеим сторонам дороги стояли в какой-то торжественной неподвижности спелые, вызолоченные добела поля пшеницы. Павел Васильевич живо спрыгнул с телеги, прикрутил вожжи, осторожно вошел в пшеницу и обеими руками раздвинул колосья: они были сухие, хрустально шелестящие. Гончаров наклонился, увидел на земле несколько зерен. «Стало быть, жать надо…»

Вконец озабоченный, он выбрался на дорогу и торопливо зашагал, нагоняя подводу. Дрема начисто отошла от него. «На фронте хлеба нашего ждут, а он ишь на землю течет», — неотступно думал Павел Васильевич, уже с досадой поглядывая на Надежду, все еще крепко спавшую.

Правда, ему не приходилось обижаться: с первого же дня его окружили надежными бригадирами.

Николаю Логунову, старому другу, бывшему председателю коммуны, поручили полеводческую бригаду.

Мариша Бахарева, ямщичиха, проводившая на фронт своего Федора, а следом за ним и единственного сына Кузьму, отлично растила овощи на колхозном огороде и в парниках.

Под рукой у Надежды Поветьевой были фермы.

Павел Васильевич успел было так безоглядно погрузиться в тихую стариковскую жизнь, что решительно не уследил, когда успела перемениться Надежда Поветьева. А переменилась она круто: покорная и работящая сноха, из милости принятая в справный дом Поветьевых, она вдруг стала ярой спорщицей, пошла против всей семьи, вступив в колхоз. Никто и не удивился, когда ее приняли в партию, а чуть не с первого дня войны выбрали парторгом. И Павлу Васильевичу, на первых порах оробевшему на своей председательской должности, заметно помогала именно Поветьева, колхозный парторг. По мягкости характера Павел Васильевич больше налегал на совесть, стыдил, уговаривал, а какой-нибудь негодник слушал его и помалкивал или даже пытался отругиваться. Но если за плечами председателя вдруг вырастала плотная фигура Надежды Поветьевой, негодник сомлевал от первого ее твердого и спокойного слова.

— Ну, спи, ишь воин, навоевалась… — примиренно забормотал Павел Васильевич, заботливо подтыкая клок соломы, свесившийся с телеги.

Чалая шла, по щиколотку утопая в сыпучем песке. Они въехали в широкую пустынную улицу деревни Дубовки. Это была соседняя артель «Знамя труда».

Павел Васильевич, решив напоить лошадь, остановился у колодца, напротив деревянной избы с облупившейся вывеской правления колхоза. Надежда тотчас же подняла голову. Осмотревшись вокруг сонными карими глазами, она завязала платок, крепко вытерла рот смуглой рукой и соскочила наземь.

— Что это? Дубовка? Дай-ка я сама. Разнуздывай! — хлопотливо покрикивала она.

Кованая бадья, стукаясь о сруб, пошла вниз, и скоро в глубине колодца плеснулась, чмокнула вода. Как раз в этот момент за спиной у Надежды послышалось хриплое клокотанье. Она живо обернулась: на одном из верхних венцов избы темнела круглая чаша репродуктора. Надежда, торопясь, вытянула тяжелую бадью, сплеснула в колоду. По солнцу она видела: сейчас должны передавать сводку Советского Информбюро.

Поветьева подошла к избе, присела на завалинку. Из избы вышел дед с клюкой. Надежда ему поклонилась.

— Здравствуй, дедушка. Послушать вот хочу.

— Ну что же, слушай! — откликнулся дед. Он сильно пришепетывал, изжелта-седая борода его вздрагивала при каждом слове — очень был стар. — А вы не из Утевки ли будете?

— Оттуда.

Павел Васильевич тоже поздоровался, приподняв картуз.

— То-то, я гляжу, ты вроде из Гончаровых, — словоохотливо произнес дед. Но тут заговорил диктор, и дед прочно, обеими руками, оперся на клюку, наставив на репродуктор волосатое ухо.

Голос диктора слышался не очень отчетливо, иные слова пропадали за треском и шумом. Передавались итоги трехмесячных боев на советско-германском фронте — с 15 мая по 15 августа 1942 года.

— Красная Армия ведет в районе Воронежа, в излучине Дона и на юге непрерывные, кровопролитные бои… К началу лета германское командование сосредоточило на южных участках фронта большое количество войск, тысячи танков и самолетов. Только за последние два месяца оттуда переброшено на советско-германский фронт двадцать две дивизии… гитлеровцы вербуют отряды из преступников… во Франции, в Бельгии, Дании, Голландии, Испании… провели насильственную мобилизацию в Польше, в Чехословакии… Немцы создали на южных участках фронта значительный перевес войск и техники, серьезно потеснили наши войска и захватили ряд важных для Советской страны районов и городов… захватили в районе Дона и на Кубани большую территорию… города Ворошиловград, Новочеркасск, Шахты, Ростов, Армавир…