Николай Чаусов - Сибиряки

Дорога пошла круто под гору, извиваясь в восьмерку. То справа, то слева в легком вечернем сумраке проглядывала глубоченная, бесконечная пропасть. Верхушки сосен, елей и пихт, торчащие далеко внизу, казались игрушечными и наконец вовсе слились с темнотой бездны. У края дороги промелькнуло несколько крашеных пирамидок с красными звездочками на шпилях и автомобильными рулевыми колесами или «баранками», как их обычно называют водители. Маша заметила любопытство Житова, пояснила:

— Чертова петля это. Туда не один уже нырнул. Видали могилки? Только это не могилки, а тумбочки просто. Где завалился — там и тумбочка. А что до человека или машины — куски одни. Машину так и вовсе не искали: что от нее останется, разве в металлолом только.

В Хребтовую они приехали, когда уже багрился закат и было около часу ночи.

— Вот и Хребтовая, — затормозила пикап девушка.

— Спасибо, Маша. До свиданья.

— До свиданья, — пожала руку Житову девушка. Черные глаза ее пламенели в закатном пожаре, искрились смехом.

Житов первым отнял свою руку и, не оглядываясь, отправился разыскивать коменданта.

В субботу в Хребтовую привезли из Заярска кинопередвижку. Начальник пункта по этому случаю разрешил второй смене отдых. Да и, правду сказать, переработанных часов, не считая неиспользованных воскресений, у ремонтников накопилось уйма.

Житов надел свежую шелковую рубашку, завязал перед зеркалом галстук. Ничего! Вот кудри только отросли лишку да похудел с бутовскими машинами изрядно — скулы торчат, глаза ввалились, стали еще черней, больше. Еще раз повернувшись перед зеркалом, отправился к клубу: маленькому рубленому особняку, больше похожему на транзитный пакгауз, чем на культурное заведение.

У клуба уже народ. Ремонтники, шоферы; много девушек, женщин. Как преобразились люди! Куда девались промасленные комбинезоны, брезентовые куртки, штаны, драные кепки! В новых и много раз латанных, аккуратно начищенных костюмах, юбочках, платьях. И странно видеть среди этих празднично одетых людей одного-двух случайных грязнулей. А за углом клуба играет баян, дружный девичий хор поет песню:

Но войной сегодня не пахнет. Смех, шутки. Дурачливые парни, смешливые ойкающие девчата. Только парней стало меньше, только девчат прибавилось…

Житов не успел подойти, поздороваться с Таней, как от подруг отделилась Маша, сама приблизилась к Житову.

— Прогуляемся, Евгений Палыч?

Житов оторопел: что подумают о нем? Опять будут судачить: не успел приехать в Хребтовую, делом заняться — уже ухаживает!

— Идите, идите, Евгений Палыч, до начала еще минут сорок! — крикнула от завалинки Таня.

А Маша стоит перед ним неузнаваемая: в синем с вышивкой платье, белых туфельках, голова открыта, смело вскинута: смотри, дескать, какая я без спецухи! И лицо ее напоминало Житову младшую Нюськину сестренку, тоже Машеньку. Но одно воспоминание о Нюське болью отдалось в сердце: тоже вот так приглашала его на круговушку, а потом… А у этой был уже муж… Чего она от него хочет? Перед парнями, подружками прихвастнуть?..

— Ну чего на меня уставился, инженер? Не укушу. Пошли, что ли! — И сама подцепила его под руку, потащила.

Они сошли на тракт и, размеренно вышагивая в ногу, двинулись по обочине. Житов обернулся на клуб, но никто даже не посмотрел в их сторону. Впереди, навстречу им, тоже меряли тракт скучные пары: молча, размеренно, как они с Машей. Житов попробовал пошутить:

— Похитили жениха, Маша, а потом тоже бросите? Я ведь неудачник.

И пожалел: Маша теснее прижалась к нему плечом, участливо заглянула в глаза.

— Вы скорей бросите. Вас теперь мало. А нашей сестры — кругом старые девы да вдовы. Нынче не набросаешься.

— А мужа? Ведь бросили?

— Так разве эго человек был? Пьянчуга несчастный. Это натура у меня такая глупая: этот не люб, тот не люб, а потом как увидела — и готова. И на других ни на кого глазыньки б не глядели…

— Не пора ли нам возвращаться, Маша?

— Так ведь сказано: сорок минут. Куда торопиться-то?

— А если раньше начнется?

Маша помолчала, понурилась и вдруг невесело рассмеялась:

— Меня боитесь? Я же не парень, в лес не утащу…

— Ну зачем же так, Маша? — пожалел девушку Житов. — Наоборот, мне даже приятно… пройтись. И вечер такой хороший…

— Ну и ладно, — вздохнула Маша. — Расскажите лучше что-нибудь про Москву. Я ведь, окромя Иркутска, ничего и не видела.

И опять, вспомнив, поморщился Житов. Вот так и Нюська просила его рассказывать. А потом сама же сказала: «Далась вам эта Москва, Евгений Палыч. Расскажите лучше про приключения какие, про любовь — вы ведь много читали, правда?»

— Мало рассказывать о Москве — вовсе ничего не сказать, много — надоест, скучно.

— А мне так все равно, про что говорить будете — лишь бы вас слушать… — И опять прижалась к нему, склонила к его плечу голову.

— Хорошо, я буду рассказывать, но мы все же повернем к клубу. Я очень хочу посмотреть «Партийный билет»…

— А я не очень, — с лукавым упрямством ответила Маша. — Ну? Мы повернулись. Рассказывайте…

В кино Житову пришлось сидеть рядом с Машей. И там, пока меняли ленту, Маша прижималась к нему, легонько сжимала руку. Но Житову это уже не претило. В конце концов, Маша приятная девушка, а его невнимание само оттолкнет ее. Не жениться же он приехал в Хребтовую! Однако к концу сеанса, перешептываясь под жужжание передвижки, они как-то незаметно перешли на «ты». Мало того, Маша раза два назвала его даже Женей. И это было Житову приятно и больно. Приятно, потому что напоминало студенчество, простоту молодости — разве он уже стар, Житов? — Больно, потому что так и не добился от Нюси этого слова…

Выйдя из клуба, Житов пожал Маше локоть, простился.

— А проводить?

— В другой раз когда-нибудь, — соврал Житов. — Мне обязательно надо в гараж…

— Обманываешь? — не очень обиделась Маша. — Да ладно, иди, если надо. — И осталась, глядя ему вслед, пока он не перешел тракт и не скрылся в проходной будке.

Житов не думал идти в гараж, но, пройдя проходную, неожиданно сообразил: а ведь пока люди переоденутся, выйдут на смену, очень удобный момент самому попробовать смазать шприцем хотя бы одну машину. Найдется же в раздатке комбинезон…

Житов обошел боксы, забитые машинами. Ни одного слесаря, ни одной смазчицы. Только кое-где возятся у машин шоферы. Через час будет уже опять людно — надо спешить.

В раздаточной ему дали стираный комбинезон, шприц с тавотом. Раздатчица, подавая ему шприц, сама убедилась в его исправности.

Житов облачился в спецовку, выбрал поудобнее смотровую канаву, спустился в нее под машину. Теперь оставалось попробовать поработать шприцем самому, чтобы лучше понять недостатки ручной шприцовки. Даже Гордеев, усовершенствуя какой-нибудь станок или приспособление, прежде всего сам становился за него и работал. Житов отыскал включатель, зажег свет. Кое-как очистил «концами» забитые засохшей грязью масленки, приставил шприц… Однако как тут тесно и неудобно! Как только целую долгую смену выдерживают смазчицы в таких позах! Житов стал качать шприцем. Прошла минута, вторая, а смазка из сочленения не показывалась. Сколько же надо качать? Покачал еще…