Николай Чаусов - Сибиряки

— Не знаю, не умирала.

— Вот и я не знаю. Колхоз — он без нас не умрет, а с нами легчей ему… Да вы бы спали, доктор. Завтра опять шагать много. Мне-то ведь все одно не спать…

На рассвете Ольгу разбудил отдаленный орудийный гул и тревожный окрик санитара:

— Вставайте, сынки! Ишь вы заспались как!

Сержант вскочил, ткнулся головой в сено.

— Тьфу черт, напугал!

— Путаться и надо, парень. Слышь? — санитар повел головой в сторону гула.

В одну минуту все выскочили из стога.

— Немцы! — заключил сержант. — Тикать надо! А ну за мной!

— Постой ты, еловая башка! — оборвал санитар. — Куда ты опять тикать будешь? А ну ты, сынок, залазь на березу, может, видать что?

Сержант не возразил, только зло плюнул под ноги, недоверчиво покосился на санитара.

— Танки идут. Много-о! — прокричал сверху молоденький автоматчик.

— Сколь много-то?

— А кто ж ее… Может, сто, может, тыща…

— Куда идут-то опять?

Но автоматчик уже слезал с дерева.

— Эх, бинокль бы! — с молодым азартом заявил он, спрыгнув на землю. — По той стороне речки идут…

— Куда идут-то? — допытывался санитар.

— А сюда, с востока, стало быть… А что как наши, отец, танки-то?

— Вот и я говорю, не тикать, а узнать сперва надо: кто и что… Пошли к речке!

На опушке они залегли в кустарнике, наблюдая за шествием бесконечных колонн машин, движущихся в их сторону по другой стороне узкой открытой речки. И не орудийный гул, а уже явственно различимый рокот двигателей и гусениц танков донесся до слуха…

— Наши! — неожиданно громко вскричал молоденький автоматчик. — Гляньте, звезды на башнях у них! Наши идут!

Сердце Ольги забилось отчаянно, гулко. Только бы успели, только бы успели!.. Теперь она уже отчетливо видела небольшие красные звезды на танках. Автоматчики замахали пилотками, заорали, выпустили несколько очередей в воздух. И о радость! Серая бронированная машина, похожая на баркас, с ходу развернулась к реке, ринулась в воду. А сержант плясал от радости и обнимал санитара.

— Наши! Наши, дед!

Советские вооруженные силы начали свое знаменитое сталинградское окружение.

Летом прошлого года мне представилось съездить в Качуг. В Иркутск я приехал с опозданием — качугский автобус уже ушел — и мне предложили узнать о попутной машине в одной из автобаз облавтотреста.

В приемной директора пришлось подождать: шла знакомая мне планерка. Но вот люди вышли из кабинета, и секретарь-машинистка сказала долгожданное:

— Заходите!

Я уже взялся за ручку обитой черным дерматином двери, как вдруг обратил внимание на узенькую, написанную от руки табличку:

«Поздняков А. И.»

Что за притча? Ведь мне было хорошо известно, что Поздняков уже давно где-то в Москве…

Из-за директорского стола поднялся широколицый рыжеватый человек лет тридцати пяти. Светлые изжелта глаза его выжидательно уставились на меня.

— Слушаю вас, товарищ… Постойте-постойте!.. Да уж это не вы ли?.. Вот не узнал!

Теперь и я не сомневался в том, что предо мной стоял прежний Лешка.

— Немудрено — годы, — сказал я. — Да и вас тоже вот сейчас узнал только. Вот таким бегали в автобазе, — показал я утрированно низко от пола.

Мы разговорились. Вспомнили Ирсеверотранс, ледяночку, летние перевозки в Заярске, первый в 1950 году поезд в тайге, доставивший в Осетрово первые грузы. Оказывается, Поздняков вовсе не в Москве, а в одном из восточных трестов. Пошли по стопам отца Вовка и Юрик, закончившие автодорожный институт во Владивостоке. Умер семь лет назад в Иркутске Гордеев. Остальных разбросала судьба по новым трассам и стройкам.

Через час я уже был на пути в Качуг.

С волнением я подъезжал к маленькому когда-то, затерявшемуся на берегу Лены поселку. Ничего похожего. За двадцать без малого лет поселок разросся, выплеснув дома и новые улицы далеко за свои прежние пределы. Только с трудом я стал различать его старые окраинные домишки…

— Остановите!

Шофер круто затормозил машину, недоуменно взглянул на меня.

— Я, пожалуй, сойду, — сказал я после минутного молчания. И, поблагодарив водителя, вышел с баульчиком в руке из кабины.

Машина обдала меня пылью и понеслась дальше, а я все еще стоял на тракте, не сводя глаз с маленького с тремя окнами домика с палисадом. И решился…

Калитку открыла мне полнотелая круглолицая женщина с серыми, очень знакомыми, большими глазами…

— Здравствуйте. Простите: Анна Николаевна?.. Здравствуй, Нюся!

— Господи! А я-то смотрю тоже… Да как это ты?.. Вот сюрприз-то!..

Я прошел следом в знакомую мне кухню, затем в притемненную от солнечного света чистую горницу. Забыв от радости предложить даже присесть, взять у меня из рук хотя бы баульчик, Нюська оглядывала меня и так, и этак, засыпала вопросами и, наконец, по-бабьи всплеснув руками, опомнилась, спохватилась:

— Да что ж это я… Давай сюда баул!.. Шляпу!.. У меня же еще суп не остыл…

— Ничего я не хочу, — сказал я, хотя под ложечкой уже начинало посасывать. — Лучше садись и рассказывай мне все: как ты? Где? Почему здесь, в Качуге?..

Рублева села против меня за столик, явно не зная, с чего начать, жадно изучала мое лицо. А я все больше узнавал в ней прежнюю Нюську. Вот и сидит так же, подперев ладонями подбородок, выставив на столе локти, и смотрит, высоко подняв темные брови…

— Так чего ж рассказывать? Работаю врачом в Улан-Удэ… там нам нравится…

— Нам?

— Нам с Романом… Жалко, не застал его, с сыном и дедом рыбачить ушли на Лену…

— А… остальные?

— Братья в Иркутске живут, Маша недавно свадьбу свою отгуляла, в Новосибирск уехала… Вот Танечка Косова… Так одна и живет. Все Мишку своего ждала… Ну что еще?

— А где теперь Червинская, Нюся? Ведь ты, я знаю, встретилась с ней на фронте?..

— Она с мужем в Москве…

— С мужем?..

— Ну да. Начальником госпиталя у нас был… Ой, и человек же хороший! — по-нюськиному, баском, воскликнула она громко. — Мы ведь, когда под немецкие танки попали…

С шумом распахнулась дверь, и в горницу влетела… Нюська! Да, это была она, юная Нюська Рублева, качугская красавица и хохотуша, с толстенной русой косой и серыми, как у отца, большими глазами. Я даже опешил, растерялся, не зная, что сказать или сделать… Надо же быть такому сходству!

— Здравствуйте! — оглушило меня «сходство». И тут же забыв обо мне, повернулось к матери. — Мам, я с девчатами на Лену. Ты скоро не жди, ладно?

— А обедать?..

— Да ну ее!.. Не хочу, мама!..

И опять хлопнула дверь в кухне. Видение, ошеломившее меня, исчезло так же быстро, как и появилось.

Разговор, прерванный появлением дочери, возобновился не сразу.

— Как она похожа на тебя, Нюся!

— Ольга-то? Да, есть малость. Мы ведь ее с Ромкой в честь спасительницы моей, Ольги Владимировны, назвали. Ведь после-то, когда с госпиталем опять была, она меня еще раз от смерти отняла…