Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

Анна сделала вид, что не расслышала иронической реплики.

— Подлечитесь и будете работать. К вам приходил начмед. Сергей Александрович. Он был тяжело болен, а прожив в Крыму пять лет, сейчас практически здоров.

— Он врач.

— Врачу лечиться труднее, — он все знает о себе. Я к тому о Сергее Александровиче, что Крым буквально воскрешает. Подлечим вас, станете работать, пусть и не сразу в школе.

— А где? Меня и в официантки не возьмут, скажут — заразная.

— Не думайте пока об этом. Найдем работу. Скоро наш библиотекарь уходит на пенсию. Главное: надо поверить в свои силы, Я говорила уже вам о Семене Николаевиче и Григории Наумовиче. Старики, немощные. За плечами ох, ох сколько пережито, а трудятся — здоровый может позавидовать.

Ася слушала, подперев голову кулачком.

— Вот что, — неожиданно заявила Анна, взглянув на часы, — после ужина я зайду за вами, и мы погуляем.

— Пожалуйста, — ответ прозвучал с вежливым равнодушием.

«Я знаю, тебе не хочется, — подумала Анна, — но ты пойдешь».

К Анниному приходу Ася оделась в свой дорожный костюм: темную юбку и клетчатую блузку. Волосы спрятала под косынку.

— Нет, так не пойдет, — сказала Анна, критически оглядывая молодую женщину. — У вас есть другие платья?

— Есть. Но я так похудела.

— Наденьте вот это. Белое. Этот жакет к нему? Прекрасно! Очень вам идет. Платок этот мы снимем.

Ася никак не могла заколоть волосы. Шпильки рассыпались.

— У меня ничего не получается, — жалко улыбаясь, она оглянулась на Анну.

— Давайте, я помогу. Из ваших волос можно любую прическу соорудить.

Ася не то вздохнула, не то всхлипнула.

— Анна Георгиевна, может быть, мы не пойдем? Может быть, лучше завтра?

— Ну, ну… Бросьте эти гнусные разговорчики!

Одеваясь, Ася сказала:

— Это платье подарила мне свекровь.

Анна не отозвалась.

Ася с каким-то упрямством продолжала:

— Ив больнице она часто меня навещала. Почти каждый день.

— Забудьте вы про нее, она эгоистичный, жестокий человек.

— Нет, неправда. Она очень любила сына.

— Животные тоже любят своих детенышей. Ваша свекровь забыла воспитать в сыне человека.

Ася ничего не сказала. Мельком взглянув в зеркало, она поспешно отвернулась.

Они вышли.

— Ася, опирайтесь крепче на мою руку. Кружится голова?

— Немножечко…

— Ничего страшного. От воздуха можно и опьянеть. Вот дойдем до той скамейки и отдохнем.

— Я еще не устала.

— Ася, запомните: здоровый садится, когда устал, больной — чтобы не устать. У вас пульс хороший, лучше чем я ожидала. Ну, вы пока не разговаривайте. Еще несколько шагов — и мы у цели.

Самшитовая дорожка привела их в кипарисовую аллею.

— Правда, красиво?

— Да, — безучастно отозвалась Ася.

Они свернули на тропинку и вышли к мохнатому разлапистому дереву.

— Это ливанский кедр, — сказала Анна. — Посмотрите: у него верхушка как бы надломлена, будто кедр кланяется солнцу.

Ася подняла голову, глянула и, о чем-то задумавшись, опустила глаза.

— Дальше не пойдем, здесь и посидим на этой скамейке. Вот так: откиньтесь на спинку, ноги вытяните.

Парк зелеными террасами спускался к морю. Огромное, синее, оно мерно дышало, покачивая шлюпки, лодчонки и торопливые громкоголосые катера.

— Анна Георгиевна, я давно хочу попросить вас: не говорите мне вы…

— Хорошо, Ася, я не буду больше говорить тебе «вы». На будущий год я разрешу тебе купаться.

— Это все не для меня…

Анне изменила выдержка:

— Почему? Почему не для тебя?! Потому что для него искусство дороже всего на свете? Самая отвратительная разновидность подлеца, когда подлец рядится в тогу страдальца!

Ася сидела, вытянув ноги, бросив на колени тонкие, неподвижные руки.

«Зачем я все это говорю? Может, лучше оставить ее в покое? А если для нее этот покой — смерть?» Анна искала и не находила нужных слов.

Ася первая нарушила молчание:

— Я не пойму, чем же это пахнет?

«В самообладании этой девочке не откажешь. Не откажешь».

— Морем. Вот, когда немного окрепнешь, мы заберем моих ребят, сядем на теплоход и, как говорит мой Вовка, рванем в море.

— С детьми? Я же больна…

— Господи, да забудь ты о своей болезни!

— А если я не могу о ней забыть, если…

— Ну, ну, мы не договаривались кашлять. Сядь прямо. Вот так, хорошо. Постарайся вздохнуть глубже, а потом немного задержать дыхание. Возьми таблетку. Вот видишь — уже легче. Ну, на первый раз достаточно. Пойдем-ка в санаторий.

Когда дверь за Анной закрылась, Ася села, взяла с тумбочки стакан, отпила несколько глотков.

«Вернулась бы я к нему, если бы он позвал… Только не больная. Вернуться в город, в школу. Ребята пишут сочинение. Тишина. Стук в дверь. Она даже рассердится. Подойдет. Он! Нет, не надо думать об этом. Вот так поудобнее лечь, положить руку под щеку и что-нибудь повторять, хотя бы „Слово о полку Игореве“. Нет, никогда он не вернется. Но не бросил он меня, Анна Георгиевна не понимает, я сама… И не бросила, а оставила… Ради него же… Все-таки он испугался… Я выздоровею. Приду к нему и скажу… Ничего не надо говорить…»

Ася встала и вышла на веранду.

Южное небо глазастое. Будто все звезды — сколько их есть в галактике — табунятся над Черным морем. Умереть?! Не видеть неба, деревьев, звезд… А он? У него будет все: и небо, и деревья, и звезды…

В дверь постучали. Мужской голос спросил:

— Можно?

Высокий смуглолицый парень в синей рабочей робе, с сумкой, из которой торчали какие-то инструменты шагнул на веранду.

— Анна Георгиевна просила сделать розетку.

— Да, пожалуйста.

— Придется постучать.

— Пожалуйста.

— Мне стул нужен. Куда книги убрать?

— Если вам не трудно, отнесите, пожалуйста, в палату.

— Не надорвусь!

Ася с досадой взглянула на парня. Вчерашний разговор с Анной не выходил у нее из головы. Вот уже второй месяц Ася всем своим существом, всеми помыслами хотела одного: никому не мешать, никого не пускать в свой тесный мирок болезни, одиночества и тоски. Плохо? Да, плохо. Но, если болезнь сбила тебя с ног, отобрала самое дорогое, так уж будь добра — не мешай другим. Лежи себе, в одиночку, чтобы никому не портить настроение. Научись молчать. Можно? Все можно! Можно часами, например, не спускать глаз со спиц, считать петли и ни о чем не думать. Главное — не думать. Покой — это ее убежище.

Когда-то в детстве Ася и ее подруги построили ледяной домик, посадили туда куклу. Всю ночь Асе снилось — кукла замерзла; чуть свет она поднялась и потихоньку выбралась во двор. Куклу через дверь вытащить не удалось, она примерзла, и Ася, плача, разломила ледяной домик, вытащила пленницу и, дрожа от жалости и холода, вернулась в спальню.

Вот так и Анна Георгиевна — сломала ледяной домик, а как же дальше? И главное, для чего? Человек же не может только брать для себя. Он должен и давать. А что доброе и полезное она может принести людям?!