Леонид Ливак - Собрание сочинений. Том I

С. 139. …с розеткой почетного легиона… – нашивка из лент в форме цветка, по которой узнают кавалера ордена Почетного Легиона, высшей награды Французской Республики.

С. 139. Un peuple mérite <���…> lâches. – Каждый народ имеет то правительство, которого заслуживает, для вас, русских, это – Ленин или же Иван Грозный… вы только взгляните на окружение этого несчастного царя, все его бросили, все они мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы (франц.).

С. 139. …Du meilleur monde… – (здесь) из высшего света (франц.).

С. 141. Дан серы – танцоры (от франц. danceurs)

С. 146. … экзаминupоватm билан… – подвести бюджет (от франц. examiner le bilan).

С. 150. …я читал «Nourritures Terrestres» <���…> хотя в иных случаях Андрэ Жид меня и задевает и чему-то учит. – «Яства земные» (1897), одно из ранних сочинений французского писателя Андре Жида (1869–1951), чья популярность в среде младших эмигрантских литераторов в Париже уступала лишь литературному престижу Марселя Пруста (см. Варшавский В. Несколько рассуждений об Андрэ Жиде и эмигрантском молодом человеке // Числа. 1930–1931. № 4. С. 216–222). Фельзен внимательно следил за художественной эволюцией Жида. См. его статью «Возвращение из России» в настоящем издании (Т. 2. С. 248).

С. 155. …мелко ставившая за игрой в буль. – Упрощенная версия рулетки (jeu de la boule, la Boule), одна из самых популярных азартных игр во французских казино.

С. 158. Madame descend tout de suite. – Госпожа сейчас к вам выйдет (франц.).

С. 173. …остаться верным <���…> какому-то человеческому своему назначению… – Подводя итог первому большому эпизоду романа с Лелей и параллельно развивающемуся «роману с писателем», Володя формулирует свое назначение художника, вдохновляясь «невидимым назначением» прустовского Марселя, описавшего свое повествование во втором томе «Стороны Германтов» как историю созревания писательского призвания: «La vocation invisible dont cet ouvrage est Phistoire». Du Cote de Guermantes II. Paris. 1997. P. 385.

Впервые – Счастье. Отрывок из романа. Числа. 1932. № 6. С. 88–109. Первое полное издание – Счастье. Роман. Парабола. Берлин. 1932.

Печатается по данной публикации.

Разбирая роман в «Современных записках» (1933. № 51. С. 459–60), Михаил Цетлин отмечал характерность новой книги Фельзена для молодой эмигрантской литературы в ее «отходе от русской традиции» и разрыве с «традиционной формой повествования». Хваля авторскую попытку «отделаться от неправильностей в языке», которыми пестрила предыдущая книга Фельзена, критик вынужден был, тем не менее, признать намеренность этих неправильностей («Разумеется, эти ошибки сознательные»), несущих определенный эстетический заряд в прозе Фельзена и восходящих к общей установке эмигрантских «детей» на радикальный пересмотр традиционных художественных форм и приемов. Отстаивая ценность литературной эстетики своего поколения в споре с эмигрантскими «архаистами», Юрий Терапиано выдвигал «чувство неблагополучия современной литературы, недоверие к традиционным формам повествования, боязнь неискренности “литературы”», свойственные писателям-эмигрантам его поколения, как основные причины тому, что «блестящие романы и повести, формальные удачи <���их> не удовлетворяют» (Числа. 1933. № 7–8. С. 268–69). Отвечая на упреки консерваторов, отказывавшихся видеть в творчестве младших эмигрантских писателей традицию русской словесности и сокрушавшихся о нарушении ими устоев литературного языка, Терапиано утверждал в своей рецензии на «Счастье»: «Продолжать традиции сейчас признак известного рода не-чувствия <���…> Юрий Фельзен отдает себе отчет в задачах современного писателя <���…> Его аналитический прием носит на себе следы влияния Пруста. Но за всем этим – более глубоко, более внутренне Фельзен представляется мне связанным с русскими истоками, а именно с лермонтовской прозой <���…> Фельзен честен и беспощаден к себе, и эта честность, необходимость, жертвуя всем, вплоть до сознательного осложнения языка, высказать именно то, что нужно высказать – воля не случайная, усилие очень важное».

Ко времени выхода в свет второй книги Фельзена оппозиция консервативных эмигрантских литературных кругов творчеству прозаика достигла такой интенсивности, что многоопытному критику Петру Пильскому пришлось оправдываться перед редактором рижской газеты «Сегодня», М. С. Мильрудом, за благожелательную рецензию на отрывок из фельзеновского «Счастья» в шестой книге «Чисел» (Сегодня. 1932. № 186. С. 2). Отстаивая свою позицию, Пильский, чьи художественные вкусы отнюдь не подходили под рубрику литературного новаторства, писал Мильруду в конце июня 1932 г.: «Ф<���ельзен> темен, тягуч, сух, утомителен. Это – да. И все-таки, ни одна из этих черт не выводит роман из области литературы. Иначе пришлось бы выбросить из литературы, напр<���имер>, Пруста, которому Ф<���ельзен> несомненно подчинен. Все эти (отрицательные) качества (тяжеловатость и проч.) – роковые для журнализма, но не для литературы. Журнализм – ясность, понятность для всех, писатель может жить и для немногих, и даже часто для самого себя. В журналистике важна тема, в литературе – личность, авторское “Я”. Ремизов для газеты – вред, но это – замечательный стилист, и, след<���овательно>, писатель. Фельзен может не нравиться (даже огромному большинству), как и многие другие, но это – писатель, хотя и не великий» (цит. по Флейшман Л ., Абызов Л .,

Равдин Б. Русская печать в Риге. Из истории газеты Сегодня 1930-х годов. Книга I. На грани эпох. Стэнфорд. 1997. С. 415).

Учитывая повествовательную нетрадиционность и, по его мнению оправданную, стилистическую сложность этого «бесспорно-замечательного» романа, Георгий Адамович писал: «Не думаю, чтобы когда-нибудь <���…> у Фельзена образовался обширный круг читателей. Но не сомневаюсь ни на минуту, что уже и теперь найдутся <���…> по всем углам и странам русского “рассеяния” люди, для которых его книга будет неожиданным и радостным откровением, люди, которые будут читать ее и перечитывать, с удивлением следя за безошибочными и неутомимыми блужданиями автора по дебрям какого-то темного, странного, печального, но им хорошо знакомого внутреннего мира» (Последние новости. 1932. № 4278. С. 3). Присоединяя свой голос к обсуждению «Счастья», Владислав Ходасевич, ярый противник модернистской программы группы «Чисел», неожиданно согласился с оценкой своего эстетического оппонента, каким Адамович часто выступал в литературных спорах двух самых авторитетных критиков русского зарубежья. Упрекая читательскую среду русского зарубежья в том, что «передовая часть эмигрантской литературы ей в эстетическом смысле еще не доступна», Ходасевич усматривал в разрыве между уровнями литературной культуры читателей и писателей основную причину неприятия средним читателем-эмигрантом многих «молодых авторов, определяющих сегодня день нашей словесности». Именно к этим авторам критик отнес Фельзена, отмечая, что его «книги отнюдь не для легкого чтения. Но тот, кто возьмет на себя этот читательский труд, не будет ни обманут, ни разочарован» (Возрождение. 1933. № 2781. С. 3).

С. 185. …votre ami… – ваш друг (франц.).

Читать дальше