Георгий Черчесов - Прикосновение

— Вы не поняли, какой клад попал в ваши руки. Этот материальчик — да кому-нибудь из центральной прессы!.. Вмиг бы почин стал известен на всю страну! Неопытны вы еще, Руслан Умарович, неопытны… Ваши рассуждения выдают вас с головой. Вы не справились с материалом. Статью следует переделать в корне!..

— Но идея Рубиева нанесет вред людям, — ответил Руслан.

— Нет, — возразил редактор. — Вы профан в экономике. Рубиев находит убедительный способ избавления от влияния частника на село, — а вы, работник газеты, идете на поводу у тех, кто держится за старое.

— Это ошибка!

— Пусть это будет моей ошибкой! — заявил редактор. — Не обижайтесь. Я поручу сделать материал более опытному сотруднику, — заявил он. — А вам спасибо за интересный факт.

… Руслан охладел к работе. Редактор несколько раз вызывал к себе Гагаева, беседовал с ним. Однажды Руслан принес заявление об увольнении…

… Чего же ему не хватало? Почему он вдруг сорвался с места и отправился опять чабанить? Кого могла обмануть его отговорка, что он якобы задумал написать книгу о чабанах и это причина его отъезда?

… Руслан посмотрел на Екатерину.

— Я рад за тебя и Володю, — сказал он, впервые в жизни, кажется, назвав командира по имени, и сделал это не без умысла, почему-то уверовав, что если ты называешь по имени человека, даже перешедшего тебе дорожку, то это звучит искренне — и самому тебе кажется, что ты уже простил его. Но Руслан-то знал, что простить Крючкова он никогда не сможет — хотя в чем он виноват? В том, что обратил внимание на девушку, на которую нельзя было не обратить внимания.

— Мы поженились не сразу после окончания войны, — сообщила она.

— Знаю! — вырвалось у Руслана, и, поняв, что выдал себя, он замолчал.

Ее руки, гладившие скатерть, задрожали…

— Я вышла не по любви, — вдруг заявила она.

Что-то комом стало у него в горле. Что она хотела этим сказать? Опять упрекнуть Руслана? Или как-то отделить себя от его бывшего командира? Инстинктивно чувствуя, что Руслану больно от сложившейся ситуации, она этой фразой пыталась облегчить его страдания.

— Я не думал, что мы когда-нибудь встретимся, — сказал он.

— Ты всегда плохо вел себя, — произнесла Катя. — И в отряде, — попыталась она пошутить.

— Не надо, Катя, — поморщился он и признался: — Я все эти годы помнил тебя…

Она удивленно и недоверчиво посмотрела на него и, что-то мысленно уточнив и взвесив, отрицательно покачала головой:

— Не верю! Не верю! Мы тридцать с лишним лет считали, что ты погиб. Тридцать с лишним!.. А ты молчал.

— Я недостоин тебя, — заявил Руслан.

— В отряде ты мне этого не говорил, — усмехнулась она. — Там ты был другим!

— Да, другим! — резко оборвал ее Гагаев.

— Совсем другим… — подтвердила она и тихо произнесла: — Ты должен был, обязан был дать мне знать о себе… Хотя бы для того, чтобы я не ждала тебя… Помнишь? Но ты… — она не выдержала чуждого ей холодного, рассудительного тона и гневно бросила ему в лицо: — Ты предал меня!

Он с трудом взял себя в руки, энергично потер лоб, стараясь сдержаться, не бросить ей в лицо жестокие слова.

— Я не должен был ехать сюда… Мне хотелось, но я боялся… И вот я здесь… Потому что хотел видеть тебя, Катя…

Кто скажет, что надо и что не надо говорить любимой женщине после долгой разлуки? Кто знает, как она ответит на твой, даже невинный, вопрос? Для Руслана поведение Екатерины было неожиданным. Она улыбнулась. Да, улыбнулась. Не кротко, не сквозь слезы.

— Хочу верить тебе, — сказала она, глядя на него, как могут смотреть только женщины на любимого человека.

И он испугался глубины ее глаз, в которых ясно прочитывалась верность, многолетняя верность ему, их любви. И он сказал поспешно:

— Нет, не надо верить. Я… пошутил. Я даже не знал, что ты приедешь, что ты будешь здесь…

— Женат? — вдруг спросила она.

— Три месяца был женат…

— Что так?

— Она хорошая, — заторопился он, горячо убеждая Катю. — И хозяйка расторопная, и обо мне беспокоилась… И умница…

По тому, как Гагаев говорил о своей бывшей жене, Екатерина поняла, что его с ней ничего не связывало.

— Мечта — не женщина, — усмехнулась она.

— А я вот не оценил, — развел он руками. — По моей вине разошлись.

— Стара я уже… Повстречайся с тобой мы лет десять назад, ушла бы я к тебе, ушла… — задумчиво сказала она.

— А дети? — спросил Руслан с жестокой откровенностью.

— А ты? — спросила она и прямо посмотрела на него.

И он понял, что женское чутье не обманывает ее.

Она догадывалась, что у него неладно на душе.

— Не надо, Катя, — сказал Руслан хрипло. — Не надо…

Он не мог оставаться рядом с нею. Он должен был скрыться от ее пристального взгляда. И он поднялся и направился к двери. Он уже был на пороге, когда ее голос настиг его, заставил замереть…

— Опять бежишь… — сказала она. Не спросила, не укоряла, а просто сказала: — Бежишь… От меня бежишь… — И жестко добавила: — Но не обманешь меня. На сей раз не выйдет. — Она не сказала вслух того, что поняла: он любит ее!

И, видит бог, она была совершенно права. Она не ошибалась. Он бежал от нее. Он выскочил за дверь, оставив ее, готовую зарыдать. В висках стучало от назойливой мысли: она могла уйти от мужа и детей ради него, Руслана…

В коридоре Гагаеву встретилась Наталья, удивленно глянула вслед. Пробегая по тропинке к реке, он услышал голоса из окна. Первый принадлежал жене Рубиева:

— Не знала я, что у вас была любовь… Приставал?

— Вспоминали, — ответила Екатерина.

— Для женского сердца это самое опасное — прошлое вспоминать, — заявила Наталья. — Старый жук!

— Не такой он, — возразила Екатерина.

— Все не такие, — игриво засмеялась жена Рубиева. — Потом оказывается — такие… Вы с ним поосторожнее, остерегайтесь его.

…Руслан рассчитывал, что объяснение с боевыми друзьями произойдет не раньше чем через два-три дня; По его подсчетам, к этому времени должны были прибыть еще несколько человек. Но уже во второй день ему было суждено открыть им тяжкую тайну.

Сослан и Лена были на берегу реки.

— Запомни: я отсюда не уеду без тебя, — сказал Сослан.

— И сколько лет ты собираешься прожить здесь? — шутливо спросила она.

— Всю жизнь! — Он пододвинулся к ней.

Корытин и Наталья завтракали в беседке под деревом. Пили кофе, когда из сада возвратились Катя и Крючков. Они шли порознь, и это бросалось в глаза. Приблизившись к беседке, Крючков изобразил улыбку.

— Злое у вас солнце, — произнес он. — Спину жжет.

— Я тебе, Катерина, мазь дам, — предложила Наталья. — Натри ему, да посильней. Небось пройдет. — И, вспомнив, что между супругами словно кошка черная пробежала, замолчала.