Бела Иллеш - Избранное

Виноделы-независимцы либо осознали и признали, что придерживались до сих пор ошибочной политики, либо очень скоро тоже попали в число тех, кто продавал свои виноградники, не имея возможности продавать вино.

— Ну, Йошка, — сказал однажды Маркович моему отцу, — выбирай: либо ты откажешься от Ураи, либо тебе придется отказаться от своих виноградников.

— Ни то, ни другое, — ответил отец.

— Тогда ты скоро расстанешься с обоими. Отныне только члены общества будут получать хорошую цену за свое вино, а остальные… — И Маркович махнул рукой. — Что же касается Ураи, то могу держать с тобой пари — скоро он перестанет быть независимцем.

В одном он оказался прав: те хозяева, которые не были членами общества, выручали за свое вино значительно меньше, нежели члены общества. И все потому, что они производили и продавали берегсасское вино, в то время как члены общества производили вино берегсасское, но продавали токайское.

В это время боровшиеся против конкуренции токайского вина пивные фабриканты распространяли знаменитый прейскурант, который был известен каждому венгерскому читателю газет, но который полностью понимали только берегсасцы. В составленном пивными фабрикантами винном прейскуранте было написано:

Цена бутылки простого токайского вина 1 форинт

— " — " — хорошего — " — "- 2 — " -

— "- " — прекрасного — "- " — 3 — " -

— "- "- первосортного — "- "- 4 — " -

— "- "- настоящего — "- "- 5 — " -

Простое, хорошее, прекрасное и первосортное токайские вина происходили из Берегсаса, и только настоящее токайское вино было родом с виноградников Токая — и то не всегда.

Руководимое Тарром общество продавало большую часть берегсасских вин «Обществу сбыта токайского вина», и таким образом берегсасское вино попадало в Будапешт, Вену, Берлин, Лондон, Нью-Йорк с надписью «Токайское». Бургомистр Турновский завоевал мир.

Когда общество стало полновластным хозяином в берегсасских горах, отец мой совсем осиротел. Один только человек иногда напивался вместе с ним — это был управляющий городским хозяйством Балог. Но вскоре настало печальное время, когда отцу пришлось пить одному.

Бургомистр Турновский уволил управляющего Балога. Эта принудительная отставка так огорчила Балога, что он стал пить еще сильнее. Как известно, антиалкоголиком он никогда не был, но теперь изо дня в день напивался допьяна, а для этого требовалось немалое количество вина. Однажды, будучи совершенно пьяным, Балог поссорился с отцом и назвал его, между прочим, «вонючим жидом». Отец хорошо знал Балога и не особенно близко принял к сердцу это оскорбление. Но когда протрезвившийся Балог узнал, что в пьяном виде кровно обидел своего лучшего друга, он горько заплакал и письменно попросил у отца прощения. Письмо это он заканчивал словами:

«Даю тебе, Йошка, честное слово, что никогда больше в своей жизни пить не буду ни вина, ни водки, только воду и молоко. Пусть назовут меня немцем, если я когда-либо нарушу свое слово».

После получения этого письма отец тотчас же пошел к Балогу и в течение нескольких часов уговаривал его отказаться от этого ужасного решения. Но Балог был неумолим.

Целых четыре дня он пил только воду и молоко и бродил по улицам Берегсаса, как бездомная собака. На пятый день, после того как он съел свое любимое блюдо — коложварские голубцы, с ним случилась рвота. На шестой день он слег в постель. В ушах у него звенело, и он не совсем понимал, что ему говорили. Перед глазами у него мелькало, временами он ничего не видел. Локти и колени болели так сильно, что он орал от боли.

Жена его позвала врача, знаменитого доктора Рейсмана, который переехал в Берегсас из Кашши. Рейсман прописал какие-то капли и велел его жене натирать больного четыре раза в день подогретой водкой.

Ни предписанные Рейсманом капли, ни подогретая водка не помогли. Балог от боли искусал себе до крови губы, а ногтями исцарапал всю грудь.

По совету моего отца, жена Балога обратилась к доктору Яношши. После осмотра больного Яношши написал рецепт и с рецептом самолично отправился в аптеку. Через полчаса он явился в комнату больного с трехлитровой бутылкой в руках. В бутылке было какое-то желтое лекарство.

Размер бутылки, в которой было лекарство, и цвет лекарства вызвали у больного странное подозрение. Прежде чем принять первую дозу лекарства, он внимательно прочел накленную на бутылке этикетку. На ней было написано: «Аптека „Медведь“ Лайоша Мейзельс, Берегсас. Площадь Лайоша Кошута». После этого следовало название лекарства по-латыни. Этого больной прочесть не мог. После латинских слов было указано по-венгерски, как принимать лекарство: «Через каждые полчаса по пивной пружке».

Первую дозу лекарства дал Балогу сам Яношши. Запах лекарства, а может быть, и его вкус были как у вина, но больной уже ни запаха, ни вкуса не ощущал. Его тут же вырвало. В течение дня Яношши пытался давать больному еще три-четыре раза желтоватое лекарство, но это не привело ни к каким результатам.

Ночью Балог стал бредить.

К утру он умер.

Перед страшно мучительной смертью он укусил себе язык.

— Так случается с теми, кто не пьет, — сказали берегсасцы, — он не пил десять дней и потому умер.

— Бедный Балог умер не потому, что десять дней не пил, — возразил Яношши, — а оттого, что в течение пятидесяти пяти лет слишком много пил.

Бургомистр Турновский обещал коренным образом изменить жизнь Берегсаса. Наиболее бросающимся в глаза изменением было увеличение городского налога. На втором году правления Турновского город стал взимать со своих граждан почти втрое больше налогов, чем в последний год службы Гати.

Бондари, еще недавно чувствовавшие себя господами, одни за другим обанкротились. В Берегсасе была построена бондарня, и цена на бочки значительно снизилась. Это пошло во вред не только бондарям. Из-за множества дешевых бочек потерял свою прелесть и прекрасный старинный праздник сбора винограда. Раньше часть сусла приходилось выпивать на месте, так как не было достаточного количества бочек. Пригодные бочки стоили почти столько же, сколько и сусло. Теперь бочек уже было сколько угодно, да и покупателей вина искать не приходилось. На берегсасское вино была установлена определенная цена, и поэтому на третий день сбора винограда на улицах Берегсаса можно было встретить множество трезвых людей.

Раньше гора, на которой рос виноград, получала навоз только в день мерзнущих святых, когда горели костры из навозных куч. Теперь привозили навоз и после сбора, до того, как выпадал снег, и после весеннего таянья снега, а также перед окучиванием. И из благодатных берегсасских гор полилось желтое токайское вино.