Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли
- Название:Том 5. Дар земли
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1974
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли краткое содержание
Пятый том Собрания сочинений А. Коптяевой составил роман 1965 года «Дар земли», посвященный нефтяникам Татарии. Это рассказ о том, как в середине 20-х годов нашего века, вопреки сопротивлению многих авторитетных ученых, в Поволжье было разведано и освоено второе в СССР колоссальное месторождение нефти, а затем, в 50–60-х годах, создан новый индустриальный центр нефтяников. Рождение единого многонационального коллектива в общем труде, духовное преобразование некогда угнетенных татар и башкир, нелегкие судьбы героев, личные и производственные — вот то, что составляет ткань этого сложного многопланового и очень современного произведения.
Том 5. Дар земли - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Сестричка, похоже, шьет детский капор… Значит, уже начала готовить приданое для ребенка! Ахмадша привык смотреть на нее как на маленькую, и ему было странно, даже страшно и неловко думать, что скоро она станет матерью. Правда, она немножко пополнела, но все еще выглядит девочкой, и подстриженные ее волосы по-ребячьи трогательно завернулись над смуглой шеей. Зачем поторопилась птичка-невеличка? Невольно сорвалось:
— Сумеешь ли ты воспитать его?
Она хитренько прищурилась:
— Кого?
— Ну, его… мальчика или девочку. Я ведь не знаю, кто у вас будет…
Заметив стеснение старшего брата, Хаят немедленно осмелела:
— Это уж как бог даст.
Она не верила ни в бога, ни в аллаха, но почему-то сами собой слетели с ее губ старушечьи слова.
— Жалко мне тебя!
— Жалко? — Хаят, не поняв его опасений, с достоинством выпрямилась. — Смешной ты! Я самая счастливая сейчас! А буду еще счастливей! — наивно похвасталась она и, вообразив своего первенца, конечно, толстенького и румяного, вскинула на Ахмадшу сияющий взгляд. — Ребенок — это самое лучшее на земле, прелесть такая! Ты ничего не понимаешь в жизни, дорогой братец! Ну, чего ты хочешь? Чтобы я училась в институте? А если мне пока достаточно десятилетки? Допустим, я уйду с промысла… Я уже была на заводе пластмасс, у Мирошниченко, присматривалась. Можно работать хоть прессовщицей, хоть в литьевом цехе, но меня больше привлекает теперь швейная фабрика. Вот научусь шить, стану самым хорошим закройщиком, пожалуй, я лучше буду модельером, и никакая автоматика меня с фабрики не выживет.
— Чтобы создавать моды, надо быть художником, — осторожно заметил Ахмадша, зная способность сестренки пылко увлекаться и ее неистовую напористость, но не припомнив, чтобы она когда-нибудь занималась рисованием.
— Пусть я не художник, но неужели не соображу, кому что идет? В красивой одежде я очень разбираюсь.
— Ах ты, хвастунишка! — ласково сказал Ахмадша.
Он привык думать, что Хаят, окончив вечерний институт, станет промысловым диспетчером.
— Знаешь, как я наших маленьких буду наряжать! — продолжала она, почти с нежностью поправляя на себе блузку и смахивая соринки с колен.
Она действительно начала с уважением относиться к собственной особе, и ей не терпелось поскорее иметь новую игрушку — своего ребенка.
— Я теперь Салиха люблю в сто раз больше, чем раньше. Ты знаешь, ведь дети очень связывают, — доверительно, с забавной убежденностью прошептала она.
Но эти слова совсем не позабавили Ахмадшу, наоборот: улыбка сразу сбежала с его лица. «Если Надя почувствует себя матерью, — подумал он, — то ее любовь к Груздеву тоже станет „в сто раз“ сильнее. Даже если она вышла за него без любви, то полюбит в нем отца своего ребенка».
Маленькая Хаят оказывалась гораздо мудрее старшего брата в сердечных делах.
— Куда ты? — окликнула его из кухни Зарифа, собирая на поднос посуду и закуски, но он, ничего не ответив, исчез за дверью.
Положив подбородок на сплетенные пальцы рук, Надя сидела, облокотись на стол, и задумчиво следила за тем, как за черной рамой окна вставал в полнеба багрово-желтый закат. Наполненная красноватым сумраком комната, обставленная простой канцелярской мебелью, казалась не жилой: так и не сумела молодая хозяйка создать уют в своей квартире.
— Некогда мне, — говорила она матери, изредка приезжавшей к ней. — Очень много работаю. Читаю. Ну, и общественные дела… Вообще не хочу «обрастать». Посмотри в любое окно: такой красоты ни один художник не придумает. Зачем же закрывать ее разными тряпками?
Но сейчас при виде голого окна Надя уныло подумала, что свекор прав: надо смягчить очертания оконных рам и косяков тюлевой шторой, а электрическую лампочку над столом прикрыть абажуром.
Включать свет не хотелось, и, глядя на полыхание заката, она снова и снова перебирала в памяти последнюю встречу с Ахмадшой: его взгляд, взволнованный голос, пугающие и горько радующие слова. Нет, не надо думать о них! Пусть он «никогда ни на кого не сможет ее променять», но ведь все равно сломал жизнь!
И вдруг от этой мысли Наде стало до слез жаль себя, свою недавнюю жизнерадостность, гордую уверенность в любви Ахмадши.
Матвей Груздев, бесшумно войдя в комнату — дома он упрямо ходил в одних толстых шерстяных носках, — заметил, как слезинка, сверкнув, скатилась со щеки невестки. Он легонько кашлянул, двинул стулом.
— Сумерничаешь, дочка? А заря-то какая — чистый огонь! Значит, и завтра погода не угомонится. Студено на дворе. На Каме беляки: шатает ветер реку. Скоро, поди-ка, шуга пойдет и зима нагрянет! — Не дождавшись ответа, старик примостился у теплой батареи, потрогал, погладил изогнутые змеевики. — Осенью у нас в Баку тоже ветра бывают. Страшенные, норд-остом называются. Другой раз и автобусы опрокидывают, и крыши срывают… Потому и крыши там строят плоские, чтобы урагану возможности для баловства не было. А деревца на Приморском бульваре почитай все накренились, будто бегут они от норд-оста к морю, к солнышку!
— А вы всегда жили в Баку?
— Да. Много лет там прожили.
— У вас вся семья на промыслах работала?
— Да.
— Похожи эти промысла на здешние?
— Да.
— Что «да, да»? Почему вы так плохо рассказываете? — с неожиданной запальчивостью вырвалось у Нади.
Матвей рассмеялся добрым стариковским смехом.
— Так его, старого черта, лапушка моя!
Раздраженность невестки он объяснил себе тем, что ей скучно в одиночку читать научные книги, и не обиделся.
— Там нефть, и тут нефть, а кроме этого — ничего, Надюша, похожего нету. И климат другой, и вид не тот. В Баку вышки, словно частокол, стоят, а тут от одной до другой не то что голоса — ружейного выстрела, поди-ка, не услыхать. У нас качалки день и ночь пыхтят, кланяются, а здесь нефть фонтаном берут, самотеком…
— Это я хорошо себе представляю, — опять капризно перебила Надя. — Но люди?
— Что ж люди! Люди везде одинаковые, особенно на промыслах: боевые, самостоятельные.
— Но не все боевые, — странно дрогнувшим голосом возразила она.
— Боевые! — убежденно подтвердил дед Матвей. — Нефтяники особенно. Ты смотри, что у нас в Баку делают: из-под глубин морских нефть достают. А на Каспии шторма лютуют, бывает, льдинами крушат эстакады, на которых промысла в море обосновались. Народ ни перед какими сложностями не отступает.
— А в жизни?
— Так это и есть самая настоящая жизнь.
— Нет, я хочу сказать: дома, в семье?
— В семье всякое приключается. Не зря говорится: каково на дому, не ведомо никому. Бывает, дерутся: кто от ревности, кто просто по дурости. Разводятся тоже…
— Ревность, по-вашему, не дурость?
— Как рассудить?.. Без нее тоже не проживешь! Надо быть пнем бесчувственным, чтобы спокойно смотреть, как за твоей женкой ухлестывают!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: