Борис Изюмский - Призвание

— Почему вы не выступаете? — вежливо поинтересовался в перерыве Сергей Иванович.

— Кому интересно мнение человека, недостойного уважения! — невольно с горечью вырвалось у юноши, и в этом восклицании Кремлев уловил оттенок надежды — может быть, с ним не согласятся? Сергей Иванович прекрасно видел, что Борис переживает и свой разговор с директором, и холодное отношение классного руководителя, и укоры товарищей, но надолго ли хватит ему этих переживаний, — это было неясно учителю.

Он не сразу ответил Балашову, молчанием как бы подтверждая его предположение, и, наконец, скупо сказал:

— Уважение надо заслужить.

Сергей Иванович не раз задавал себе вопрос: прав ли он, намеренно обостряя свои отношения с нарушителями порядка, даже тогда, когда эти нарушения незначительны? Не надо ли искать обходных путей, как это делают некоторые мастера сглаживания острых углов? Но, видно, такой уж был у него характер: он непримиримо, а подчас даже резко оценивал, казалось бы, «пустяковые отклонения», ничего не прощал и не боялся, прослыть «придирой». Да и называли его так редко, чувствуя в самой непримиримости — доброжелательность, понимая, что это строгость, а не злость, что его «внимание к мелочам» — не мелочность. Кремлев уверен был: все ученики; даже из младших классов, в подавляющем большинстве стоят за строгость, строгость им даже нравится, они сами заинтересованы в порядке. Отсюда и уважение к требовательным учителям и гордое восклицание: «У нас в школе не разбалуешься!»

Нет, Сергей Иванович не собирался поглаживать Бориса по головке и участливо спрашивать: «Почему ты так нервничаешь?»

Не собирался и не хотел!

«Принципиальная драка», о которой несколько дней назад рассказывал Волину завуч, произошла между учениками седьмого класса «Б» — Левой Брагиным и Игорем Афанасьевым.

Проходя коридором второго этажа, Яков Яковлевич еще издали заметил кружащихся, как петухи, Брагина и Афанасьева.

— Ты не имел права! — сверкая глазами, тоненько кричал Афанасьев.

Хрупкий, в синей сатиновой рубашке под черным, аккуратным пиджаком, Игорь Афанасьев ростом был меньше Левы, слабее его, но что-то настолько его взбудоражило, что он, никогда не отличавшийся воинственностью, бесстрашно наступал сейчас на Брагина. Его бледное лицо выражало ярость, а короткие волосы торчали, как у ежа.

— Подумаешь, защитник нашелся, — немного растерянно бормотал Брагин, презрительной ухмылкой стараясь прикрыть свою неуверенность. Широкие мясистые губы его пренебрежительно кривились, но боязливое выражение лица от этого не менялось.

— Ты отца моего оскорблять, отца?! — задыхаясь, кричал Игорь.

И не успел завуч дойти до спорщиков — они его не видели, — как Афанасьев ладонью с треском шлепнул Брагина по губам.

Яков Яковлевич повел Игоря к себе.

— За что ты его? — спросил он Афанасьева, когда они вошли в кабинет.

Яков Яковлевич не обрушился с гневной речью на Игоря, не стал отчитывать его, а задал этот вопрос потому, что чутьем, каким-то совершенно необъяснимым чутьем человека, долго проработавшего с детьми, почувствовал, что надо задать именно такой вопрос.

Афанасьев, который ожидал упреков и решил молчать, вдруг уловил в голосе Якова Яковлевича нотки благожелательности, словно бы даже участия.

— Он еще и не так заслуживает! — невольно вырвалось у Игоря.

— Почему?

Игорь снова умолк, но во всей его фигуре, в бледном лице было столько решимости, так ясно боролось сознание своей правоты с сознанием вины, что завуч невольно проникся к нему уважением.

«Хороший ты, видно, человечек, — подумал Яков Яковлевич. — Ну, как можно бросать такого парня! Как можно? — мысленно, обратился он к отцу Игоря. — Слепой вы человек, сами себе готовите безрадостную старость!!!»

Кот из-за дивана с любопытством поглядывал то на Якова Яковлевича, то на Афанасьева.

— Ну что же, не хочешь сказать — дело твое, но, я ведь должен принять меры… безнаказанным это пройти не может… Директору о твоем поступке расскажу. Что же мне — о хулиганстве говорить?

Завуч выделил последние слова, как бы подчеркивая их обидный смысл.

— Он обозвал моего папу… — хрипло сказал Игорь. Голос его осекся, — мальчик не осмелился повторить грязное слово. — Пусть только кто-нибудь еще попробует!

— М-м-да, — понимающе произнес Яков Яковлевич. — И все же не следовало давать волю рукам… Надо было обратиться к товарищам, ко мне.

…Вот об этом-то происшествии и решил поговорить сегодня Борис Петрович с седьмым «Б».

Когда он вышел из кабинета, до конца урока оставалось несколько минут.

«С мальчонкой что-то происходит, — тревожно думал об Игоре Борис Петрович, — мы тут упустили…»

Правда, он переговорил с Анной Васильевной, — просил, чтобы она после сегодняшней его беседы с классом продолжила их общую линию («заступничество — поощрите, драку осудите»), и с Богатырьковым («надо, Леня, кому-нибудь из комсомольцев поручить пробрать Афанасьева построже»). «Пробрать-то пробрать, но что у него в семье?»

Волин вошел в физкультурный зал. Семиклассники в спортивных костюмах стояли у турника, а розовощекий учитель физкультуры Анатолий Леонидович отмечал в журнале, кто как подтягивается на турнике.

— Афанасьев, слабо. Еще попробуйте.

Игорь повисал на тоненьких руках, силился подтянуться несколько раз, но быстро уставал и только, как-то боком, всем телом дергался.

«Ишь ты, защитник отцовской чести! Откуда только прыть взялась?» — глядя на него, усмехнулся Борис Петрович и, подойдя к учителю, попросил:

— Позвольте, Анатолий Леонидович, мне попробовать?

Физкультурник довольно сверкнул золотыми зубами:

— Пожалуйста! И отметку поставим…

Борис Петрович никогда не боялся простотой своих отношений с учащимися уронить достоинство директора, никогда не разыгрывал напускной важности и недоступности. Наоборот, он считал, что, чем естественнее держит себя учитель, тем ближе стоит он к детям и большего добьется.

Волин стал под турником, легко подпрыгнул и, несколько раз подтянувшись на сильных руках, молодцевато соскочил.

— Пять с плюсом! — весело объявил Анатолий Леонидович, с удовольствием глядя на плотную фигуру Волина.

— Так-то, вояка, — сказал директор Игорю, — мускулы тренировать здесь надо…

И уже обращаясь ко всем, закончил:

— После урока останьтесь в классе. Хочу поговорить с вами.

Он ушел.

— О чем поговорить? — тревожно спросил Афанасьев у своего друга Алеши Пронина.

— О хулиганствующих элементах, — кому-то подражая, съязвил Пронин и подошел к турнику.

— Седьмой «Б», равняться на директора! — громко скомандовал Анатолий Леонидович.