Вера Кудрявцева - Летний дождь

Наутро мамочка скомандовала: «В лес! Едем в лес!» И вмиг он забыл все обиды: мамочка так и не разрешила ему прикоснуться даже к платью.

Отъехав подальше от города, мамочка выпустила его, а сама почему-то из машины не вышла. И когда он порядочно отбежал от машины, радостно перемахивая через первые лужицы, машина вздрогнула и помчалась к городу без него.

Капи бежал что было мочи. Но, конечно, догнать машину не смог. Совершенно обессиленный, упал он в придорожную грязь. Тут и нашел его Иван Тимофеевич.

У него тоже не было детей, но он сразу понял, что бедную собаку надо подкормить витаминами. А еще Иван Тимофеевич давал Капи лекарство из гомеопатической аптеки, которое он и сам ел, ма-аленькие слад-кие шарики. Себе он отсчитывал пять шариков, а Капи три. Через неделю от болячек на шее и за ушами и следов не осталось. Но на душе… Разве можно понять, забыть, простить предательство?

Со временем Капи успокоился. И даже полюбил скудное событиями, но размеренное, надежное течение повой своей жизни. Появление перед окнами квартиры нот этих «Жигулей» всколыхнуло гладь этого ровного течения. Но Капи уже не мальчик, справляться со своими эмоциями научился. Правда, есть еще причина для некоторого беспокойства. Да, может, тоже обойдется как-нибудь.

Эта причина — женщина из соседнего подъезда. Давно дружат они с Иваном Тимофеевичем. О книгах разговаривают по утрам, о телепередачах по вечерам. Голос у женщины тихий, болезненный. Такая вроде обидеть не должна ни его, Капи, ни Ивана Тимофеевича. Но Капи на всякий случай держится от нее в сторонке.

И эта машина, и эта женщина — все одно к одному… Вдруг Иван Тимофеевич вздумает усадить в ничью эту машину Капи и свою подругу. Усадит, повезет в лес. Ведь что может быть прекраснее леса! А потом опять бросят Капи… Пуделю стыдно так думать о хозяине, да зато он знает, на что бывают способны женщины.

Капи задремал, сидя у окна на круглой мягкой табуретке. Клюнул носом, очнулся на мгновение, и снова начала клониться его тяжелая лохматая голова.

В школе уже пошел второй урок…

Это был урок русского языка. Наталья Юрьевна написала на доске слова: «муравей», «ручей», «крылья», «вьется», «льется» — и сказала:

— Ребята, это опорные слова. Используя их, вы сможете написать небольшой рассказ. А какое правило правописания мы повторяем с помощью этих слов?

— Правописание мягкого и твердого знаков, — без запиночки отчеканила Людка, Сашина соседка, и спохватилась: — Разделительных знаков!

— Кто повторит, какое правило надо помнить, чтобы не ошибиться в написании этих слов? — строго вглядывалась Наталья Юрьевна в своих учеников, — Саша повторит!

Он даже не сразу понял, что его вызывают и, конечно, ничего не слышал. Потому что как только прочитал на доске слово «крылья», так сразу мысленно стал описывать свою бабочку. И на всякий случай он бойко начал:

— Крылья у бабочки прекрасные: ярко-рыженькие, а по краям… — Но дружный смех класса прервал его рассказ. Наталья Юрьевна страдальчески сморщилась. Саше показалось, что она сейчас расплачется.

— Послушай, о чем ты все время думаешь?

— О бабочке! — хором ответил класс.

— Да, — опустил Саша голову. — Я все думаю-думаю, чем бы ее покормить. Уже три дня и три ночи она ничего не ела…

«Сейчас спросит меня, — испугалась учительница. — А я не знаю. Я ничего не знаю о бабочках! Господи, сегодня же надо заглянуть в энциклопедию…»

— Если капустница, то, естественно, ее надо кормить капустой! — не вставая, снисходительно объяснил Сережа с последней парты.

— Какая капустница! Какая капустница! Ха! — запальчиво вступил в эту вольную беседу Ваня Смагин. — Капустницы бывают белокрылые, а у Сашкиной крылья…

— Ярко-рыженькие, отороченные черными кружевами! — опять хором, развлекаясь, подхватил класс.

Наталья Юрьевна поняла: урок под угрозой срыва, и она пристукнула по столу ладошкой и, насколько позволял ей несильный ее, срывающийся голосок, прикрикнула:

— Тих-хо! Тты шшто? — всверлила она в Сашу черные свои очи. — Опять урок срываешь? А ну — достаньте дневники! Записывайте! Так, сегодня у нас вторник, В пятницу, четырнадцатого сентября, родительское собрание отцов. От-цов! Поняли? Записали? А теперь сочиняйте рассказ по опорным словам!

И Наталья Юрьевна отвернулась от своих питомцев, засмотрелась в окно, всем своим видом говоря, как она на них рассердилась. И они стали торопливо шелестеть тетрадками, шевелить губами, взглядывая на опорные слова.

«Собрание отцов? — Саша совсем приуныл. — Интересно, а у муравьев, в их муравьиных школах, бывают родительские собрания отцов?» Он покосился на Людку, которая написала уже полстраницы, и тоже склонился над тетрадкой.

«У второклассников муравьишек, — написал он, — была учительница Бабочка. Она была очень красивая. Глазки у нее черные-черные. А крылышки…»

Саша писал, посматривал на учительницу и одновременно думал, как бы на эти дни до пятницы потерять дневник. Куда-нибудь потерять невзначай, а потом невзначай найти, после пятницы. Он так не хотел, чтобы на собрание пошел дядя Валера. А может, попросить Наталью Юрьевну, чтобы она разрешила бабушке прийти на это собрание или маме…

Обдумыванием этой важной для него проблемы он занимался и на следующем уроке. Было чтение.

Наталья Юрьевна вызывала всех по очереди рассказывать про Серую Шейку. Саша давным-давно прочитал этот грустный рассказ. Так-то он его помнил, а все слова да предложения, какими написан рассказ в книжке, конечно, уже забыл. И когда дошла очередь до него, он начал рассказывать по-своему:

— И вот когда Серая утка осталась совсем одна на реке, ей стало очень скучно. И она тогда, эта бедная Серая утка, пошла в лес. И Серая утка нашла в лесу себе друга Зайца.

— Тебе хорошо, Серая утка, — сказал ей Заяц. — Ты умеешь летать и плавать…

Почему опять хохочет весь класс? Саша пожал плечами, посмотрел на одноклассников. Некоторые даже на парты упали от смеха.

Наталья Юрьевна не улыбнулась. Строго сдвинув брови, она подождала, когда все успокоятся, и сказала:

— Продолжай.

— Нет, я не умею летать. Лиса перекусила мне крылышко, — сказала Серая утка.

Новый взрыв хохота опять остановил Сашу.

— Мне все ясно, — холодным голосом сказала Наталья Юрьевна. — Видимо, ты решил испытать мое терпение: то «Бабочка», то «Серая утка»…

И тут до Саши дошло, что вместо «Серая Шейка» он говорил — «Серая утка». И он, когда все уже отсмеялись, как расхохочется! Эх, это было уж так невпопад и — некстати, что Наталья Юрьевна побледнела и крикнула со слезами в голосе:

— Сергеев! Вон из класса!

И он вышел.

В коридоре было тихо. Только из-за дверей классов доносились обрывки ответов, голоса учителей. «Все учатся. Один я такой на всю школу… — печально подумал Саша. — Какой неудачный день. С утра дядя Валера испортил настроение… Все из-за него! И зачем только он стал с нами жить?..»