Александр Андреев - Спокойных не будет

Я почти ужаснулась, встретив после каникул Аркадия в институте: значит, все осталось по-прежнему? Прочитав в глазах моих изумленный вопрос, он сказал, немного рисуясь:

— Зря тратили красноречие твои работяги. Кстати, где они? Выдуло ветром энтузиазма подальше от этой земли! А я вот он, цел, невредим, здоров. И столица у моих ног... Между прочим, райком не утвердил решение комсомольского бюро о моем исключении. И в институте я остался.

— Тем хуже для института,— сказала я.

— Хуже или лучше — покажет будущее,— Аркадий, облокотившись о стол, чуть подался ко мне.— Елена, считаешь, скрылась от меня? Подумаешь, Сибирь! На Берег Слоновой Кости уедет, и там найду.

— Зачем она тебе нужна?

— Обидела она меня. Кровно. До сих пор не могу прийти в себя. Я ее берег, не смел прикоснуться. Жила как в броне — не притронься! А явился какой-то работяга, и броня вдребезги! Наслаждайся... Нет, не прощу!..

— А ей безразлично, простишь ты или пет,— сказала я.

И тут же блеснул отчаянный оскал зубов Аркадия.

— Посмотрим. А разговор наш запомни. Я слов на ветер не бросаю. Ты это знаешь...

Боря читал внятно:

— «Члены отряда, хорошо проявившие себя в труде и общественной работе, поощряются решением штаба отряда, представляются к награждению почетными грамотами комсомольских и советских органов, а особо отличившиеся — к правительственным наградам... Несоблюдение правил техники безопасности, употребление алкогольных напитков и игра в карты несовместимы со званием члена Всесоюзного студенческого строительного отряда и влекут за собой немедленное исключение из отряда...»

Эльвира Защаблина чуть подтолкнула меня в бок.

— Ни один пункт этого устава не ущемляет наших интересов, правда ведь? Так что нам беспокоиться нечего...

— Конечно.— Я пыталась догадаться, отчего ее так сильно влечет в эту поездку. Зашибить денег? К чести ее, она не была жадна до наживы. Подкрепить свои знания практикой? Но она, как мне известно, не выбрала себе профессию строителя пожизненно. Значит, нечто другое, личное.

— Прокатимся, Женька! Взглянем на мир: новая обстановка, новые люди... — Она вскинулась, словно перед ее мысленным взором явились толпой эти новые люди, женихи...

Собрание закончилось. К нам сквозь тесную толпу пробрался Аркадий Растворов. Сзади него шел Вадим.

— Что это ты так подозрительно посматривала на меня, Женя? — Аркадий сел напротив нас, носком ботинка оперся на стул.— Что тебя заинтересовало в моей личности?

— Сама личность... Если она имеется, конечно...

— Не дерзи.

Я взглянула на его лицо, обросшее клокастой бородой, молодое, энергичное, с беспощадным блеском в серых глазах.

— Почему ты не проголосовал ногами?

— Мне понравился устав,— сказал Растворов.— Я согласен с каждым его пунктом. И одобряю.

Вадим, рассмеявшись, хлопнул Аркадия по колену.

— В особенности тот, в котором провозглашается сухой закон.

— Да, и этот пункт одобряю,— повторил Аркадий настойчиво.

— Мы тоже согласились со всем. Безоговорочно.— Эльвира, взглянув на Аркадия, всхрапнула и застучала каблучками, как цирковая лошадь при звуке трубы,— Поедем к одном вагоне. Вы довольны?

Аркадий скосил на нее глаза.

— Мы будем плясать от счастья. Всю дорогу. Под стук колес.

Эльвира уловила в его ответе снисхождение, в ней проснулось женское самолюбие.

— Не задавайтесь, пожалуйста. Найдем и других попутчиков. Повежливее... Идем, Женя.

— Одну минутку.— Аркадий ждал, что я ему скажу.— Цель твоей поездки мне хорошо известна.

— Ну?

— Ты и учиться стал лучше только потому, чтобы обязательно попасть в отряд и с его помощью достигнуть своей цели. А цель у тебя далеко не высокая, скорее... — Я запнулась, подыскивая нужное слово.

— Продолжай. Смелей!..

— Подлая у тебя цель, вот что я тебе скажу... — Я позвала Берзера.— Боря, подойди к нам!.. — Он, как обычно, выглядел замотанным нагрузками, обязанностями, и по углубленному взгляду черных без блеска глаз можно было догадаться, что решал он какую-то важную задачу.— Не берите Растворова с собой.

Боря искренне удивился:

— Почему?

— Разве ты не знаешь, зачем он едет? Он разложит весь отряд. На корню.

— Не сгущай краски, Женя. Аркадий за последнее время показал себя только с хорошей стороны. Он растет. Это всем видно, и это нас радует. Он молодец, он вовремя осознал свои ошибки.

Аркадий, тая в бороде усмешку, как-то наивно и с торжеством взирал то на меня, то на Берзера, точно говорили не о нем, а о ком-то другом. Вадим Каретин громко засмеялся, откинув голову, и волосики на его вдавленных висках повлажнели от пота.

— Улавливаешь текст, Жень-Шень; Аркадий растет, и это всех радует. Кроме него самого, конечно.

— Замолчи,— сказал ему Растворов кратко, и Вадим замолк; выдернув из кармана платок, он стал протирать выпуклые свои глаза.

— Растет! — резко сказала я Берзеру.— Он надеется встретить Елену Белую и отомстить ей!

— Елену? Отомстить? При чем тут Елена? Не могу понять.— Он повернулся к Аркадию: — Это правда?

Растворов невинно пожал плечами.

— Ты веришь?..

— Она же замужем,— сказал Боря.— Какие могут быть претензии?

— Вот именно!..

— Увидишь какие! — крикнула я.— Спохватишься, что взял, да поздно будет!

Берзер отмахнулся от меня.

— Ты всегда бьешь в набат попусту. Всегда преувеличиваешь.— Он заторопился, вспомнив о каких-то своих заботах.

Аркадий глядел на меня пристально, но беззлобно, по привычке пощипывая и теребя бороду; сквозь усы мелькнули кончики белых зубов.

— Ты знаешь, Женька, что меня ничем не удивить,— сказал он мирно.— Но одно обстоятельство удивляет меня чрезвычайно: не могу на тебя сердиться. Говоришь ты мне всяческие гадости, оскорбления, и я прощаю. Ну почему тебе я прощаю?

— Потому, что я говорю правду.

— Правду-то как раз и не прощают, Женя!

— И я тебя не боюсь.

Аркадий, нахмурясь, накрутил на палец клок бороды.

— Зачем же меня бояться, я не зверь.

— Ты злодей.

Эльвира незаметно толкнула меня локтем, чтобы я замолчала. В глазах Аркадия бесились искры, и он прищурился, чтобы загасить их.

— Ты никому никогда не принес радости в жизни. Ты ее всегда только отнимал. И сейчас едешь с нами для того, чтобы отнять ее у Елены. Созданное — разрушить, построенное — сломать, чистое — запачкать — вот твоя цель в жизни, и гордость твоя в этом.

— А она не отняла у меня радости? — Аркадий сел на стул против меня и, схватив мои руки в свои, сильно сжимая их, заглянул мне в лицо, нетерпеливо, с жаждой, точно искал поддержки.— А она не разрушила все, все, чем я жил, на что надеялся, к чему стремился? Я любил ее так, что самому становилось страшно. А она как поступила? Предала. А с предателями, ты знаешь, как поступают, не маленькая... — Вскинулся резко, одним плечом вверх, шагнул к выходу, обернулся.— Покоя нет, Женька. Сосет душу червь, вот здесь, под ложечкой. Успокоиться хочу... чего бы мне это ни стоило... — И удалился.