Александр Андреев - Спокойных не будет

— Институт сперва надо закончить,— сказала мама.

— Пока она институт заканчивает, он бы уж бегал. Вынянчила бы. А помру скоро, кто растить будет? На Серафиму надежда плохая: не бегай, не кричи, рубашонку не пачкай, руки каждую минуту мой...

— Что ты болтаешь! — сказала мама.— Как будто я и в самом деле такая?

— А то какая же — такая. Солдат.— И мы опять все засмеялись. Как прежде...

На душе у меня было светло-светло, и все, что ожидало меня впереди, было легким, радостным и безоблачным. Мама вдруг сказала:

— Самая большая победа человека — это победа над самим собой...

Позвонила, потом ворвалась ко мне Эльвира Защаблина, возбужденная, торопливая.

— Ты собираешься, Женя? — Она вздрагивала от нетерпения.— Я уже собралась.

— До отъезда еще неделя,— сказала я.— Бросить тряпки в рюкзак недолго.

— Что ты с собой берешь? Я платья беру, выходные туфли: вечера будут, танцевать придется... — Она спохватилась: — А сейчас что собираешься делать?

— Ничего.

— Идем на танцы.

Я пожала плечами.

— Странная ты, Эля. Налетишь, как вихрь, закружишь и умчишься... С кем ты идешь на танцы?

— С ребятами.

— Кто-нибудь из наших?

— Нет. Я познакомилась с ними в метро. Пригласили. Ждут внизу. Едем с нами в Сокольники.— Я отказалась. Эльвира воскликнула без обиды: — Заранее знала, что не поедешь. Ну, пока.— Она чмокнула меня в щеку, взяла у Нюши кусок хлеба с холодной котлетой и скрылась. Сбегая по лестнице, крикнула мне: — Завтра позвоню!..

АЛЁША. К дальним таежным сопкам ласково прильнула заря. Густые отсветы ее, брошенные на стремительные струи реки, точно вскипали, краснея и оживая, и уносились течением. От воды веяло прохладой, мокрой пылью. Мы шли по берегу в сторону Гордого мыса: главный инженер Верстовский, Петр и я.

— Основная наша задача: все делать быстро и как можно дешевле,— сказал Верстовский.— А попробуй-ка сделать быстро, хорошо и дешево! Придется искать простоту и экономичность в сложных технических решениях.— Это был уже немолодой человек, высокий, поджарый, с приятным смуглым лицом. За плечами главного инженера годы работы на многих гидросооружениях, через которые он прошел.

— Если нам удастся, Николай Николаевич, насыпать перемычку без сплошных ряжей,— сказал Петр,— это даст огромную экономию. Сколько понадобилось бы одной древесины, которой у нас пока нет, сколько рабочих рук, которых тоже очень мало. Вот Алеша, как бригадир, знает, что такое собрать ряжи.

Я представил сруб во всю длину перемычки, более двухсот метров, и меня взяла оторопь.

— Мы не управимся с ними до самой зимы,— сказал я.

— Меня беспокоит сейчас один .вопрос,— не обратив внимания на мою реплику, сказал Верстовский,— и, может быть, самый главный: как доставить на перемычку породу? Я прикидывал все варианты, и ни один меня не устроил. То громоздко, то медленно, дорого. Все это раздражает хуже зубной боли.

— Я тоже все время думаю об этом, Николай Николаевич,— сказал Петр.— И с одной стороны зайду и с другой. Сколько бумаги извел на чертежи! Раз пять выезжал на моторке к месту будущей перемычки. Доставлять грунт с помощью барж ненадежно и малоэффективно.

Мы остановились на дороге, проложенной вдоль кромки берега. Река неслась у самых ног, размашистая, вольная, необузданно сильная. В ее стремлении было что-то затягивающее, как в бездне. Над нами тяжело нависла скала Гордого мыса, чугунной твердости каменный сплав. К этой скале примкнет своим левым плечом плотина будущей станции.

По сколоченной из досок лестнице мы поднялись на вершину мыса. Зимой мы водрузили здесь знамя на самодельном шесте. Теперь деревянный шест заменили металлическим, а площадку обнесли железной оградой. Отсюда открывалась во всю ширь Ангара и пологий берег за ней: он уходил к горизонту, постепенно возвышаясь. Вон там, посредине реки, где скачут наперегонки вспененные волны, должна лечь продольная перемычка котлована. Это место невольно приковывало взгляд.

Чуть выше этого места вставали из воды три небольших островка. Аккуратные, в зелени сосен. Лосята. Кто дал им это ласковое название, когда — никому не ведомо. Но лучшего имени для них не придумаешь. Они и вправду чем-то напоминают лосят. Как будто выбежали из тайги, преследуемые кем-то, прыгнули в воду и поплыли. Вот и плывут, рассекая каменной грудью стремнину, быть может, тысячи лет, до сих пор, рождая в воображении людей легенды и сказания.

Со скалы они видны были особенно ясно, и Петр, прищурясь, всматривался в них все пристальней. Пальцы его, обхватившие железную перекладину ограды, побелели от напряжения. Он сдерживал себя. Туго зажмурился, затем широко раскрыл глаза, они торжествующе светились.

— Что с тобой, Петр? — спросил я.

Он ответил негромко:

— Я, кажется, что-то нащупал, Алеша.— Петр повернулся к Верстовскому: — Николай Николаевич, вы видите среднего Лосенка?

Он показал на остров рукой. Верстовский, приблизившись, поглядел вниз.

— Вижу.

— Мысленно проведите линию от острова до перемычки. Чуть-чуть наискосок.

— Так, так, понимаю,— сказал Верстовский.— Дальше.

— Если по той линии, что вы мысленно провели, насыпать дамбу? По этой дамбе мы доставляем породу, грубую, каменную, в перемычку. Породу мелкую, гравий, песок, по пульпопроводу перегоняем на остров с берега и тоже отправляем в перемычку...

Петр умолк, ожидая ответа, вытер платком вдруг вспотевшие ладони. Верстовский тоже разволновался. Он пристально взглянул на Петра.

— Может быть, с моей стороны это непедагогично, но я должен сказать, молодой человек, что вы как строитель не лишены дара. Ваше решение неожиданное и весьма простое, как все талантливое, и оно, наверное, единственное в создавшихся условиях. Я очень рад этой находке. Посоветуемся с Иваном Васильевичем, думаю, что эта мысль понравится и ему.— Он легко пошел впереди нас, сухопарый, порывистый, и ветерок трогал его легкие волосы — седую прядь на темени. Ушел, ни разу не оглянувшись на нас.

Мы задержались на площадке мыса. Петр, размышляя, все смотрел вниз на Ангару, на Лосят. Я спросил:

— Как ты додумался до этого, Петр? Сколько раз мы все смотрели на реку и на острова, и никому в голову не приходило провести мысленно эту самую линию.

— Не знаю, Алеша,— сказал Петр.— Мысль явилась сама собой и поразила, как молния. Очевидно, она была совсем рядом. И я знаю сам, что этот вариант наиболее верный... Пойдем потихоньку к дому.

— Верхом или понизу?

— Давай спустимся, там дорога лучше. Как твое настроение, Алеша? — спросил Петр, когда мы очутились под скалой. Здесь сумерки сгустились, и река налилась холодным, жестяным блеском.

— Работа идет хорошо,— сказал я. Прошли мимо ряжей, которые мы срубили.— Вот они, наши сооружения. Скоро погрузятся в воду, засыплются камнем с Лосенка. А так... В работе только и забываюсь... Надо что-то делать с собой.