Александр Андреев - Спокойных не будет

— Куда ты?

— Беги за мной! — крикнул я. Он не стал спрашивать о случившемся, все понял и устремился вперед, обгоняя меня.

Трифон, увидев нас, бегущих, тоже сорвался с места, гулко бухая тяжелыми ботинками по каменистому обрыву.

За выступом скалы, мы увидели расплывчато, неясно два силуэта, впечатанных в тусклый блеск реки. Одно неосторожное движение, еще шаг — и слитые воедино два человека, две жизни сорвутся и канут в пропасть, в черное и яростное клокотание реки. Петр на мгновение приостановился, закричал пронзительно:

— Стой! Не смей!

Две фигуры в отдалении разъединились. Одна метнулась от края обрыва влево, вторая осталась на месте.

— Петр, он страшно сильный,— предупредил я.

— Не боюсь.— Петр задыхался от бега, от прилива ярости.— Не подходи, я один.

В небе, точно порывом бури, сорвало облака, кинуло прочь, в кромешную темень, скопившуюся у горизонта. И обнажился месяц, большой, белый от накала. Хлынуло неживое слепящее сияние, окатило землю: проснувшись, закружились легкие хороводы света и теней. Волосы занялись белым студеным огнем, закудрявились прозрачным дымом. Брызги на воде взлетали светлыми холодными льдинками.

Аркадий Растворов и Петр Гордиенко стояли на некотором расстоянии друг от друга с бледными, неживыми лицами. Аркадий, сделав шаг, раскинул в стороны руки, ладонями вперед — показывал, что в руках у него ничего нет. Петр тоже шагнул и тоже показал ладони. Неверно переставляя ноги, Аркадий споткнулся о камень, выровнялся. Оскалив зубы, коротко и дико вскрикнув, схватился за ворот своей рубашки, рванув, полоснул ее до самого низа. Петр, невольно заражаясь, распахнул рубашку на себе.

Я онемел, наблюдая этот внезапный и страшный поединок. Я даже не успел ничего предпринять, предотвратить, как они сблизились вплотную.

— Останови их! — крикнула Женя, подбегая. Я не стронулся с места, словно парализованный.

Аркадий и Петр стояли лицом к лицу. У меня шевельнулись и встали волосы на затылке. Пауза длилась одно мгновение. Вдруг Аркадий легонько, чуть-чуть, оттолкнул Петра плечом в грудь, Петр ответил тем же. И они разошлись. Растворов, ломая кусты, пропал в зарослях, мелькнули белые крылья распахнутой рубашки и исчезли.

Петр покосился вниз, на скачущие по камням волны, и смахнул со лба пот. Елена подошла к нему, произнесла обняв:

— Прости!.. Все это из-за меня.

— Все в порядке, Лена,— ответил оп.

Примчался Трифон, остановился, озираясь.

— Где он? Ушел? Эх, опять опоздал!.. Ничего, в другой раз!..

За Трифоном, не сразу, исподволь, подтянулись плотники обеих наших бригад. Так, всей толпой, мы и двинулись к поселку, объятые нестерпимым струящимся пламенем месяца.

ЖЕНЯ. Отряд выстроился на площадке вблизи палаток лицом к Ангаре. Было по-утреннему свежо, солнце еще не поднялось и не накалилось, а с реки тянуло прохладцей. Мы стояли и поеживались спросонок от непривычной рани. Справа от меня переминалась с ноги на ногу Эльвира Защаблина, обутая в кеды, ресницы ее дремотно слипались, и она неестественно округляла глаза.

— Я побаиваюсь, Женя,— сказала она, изредка постукивая от волнения зубами.— А вдруг не так что сделаем, там ведь соображать надо. Лучше бы на кухне остаться...

Я подтолкнула ее локтем.

— Не скули.

Слева над моим виском нависала спутанная борода Аркадия Растворова. Лицо иссиня-бледное, измятое, осунувшееся, точно он перенес тяжелую болезнь. Я притронулась к его руке и спросила шепотом:

— Ну и чего ты добился своей вчерашней выходкой?

— Ни черта я не добился,— Он резко вздернул плечо.— Да и глупо думать, что можно таким способом чего-то добиться. Атавизм — цепляться за то, что ушло навсегда и безвозвратно. Пошло. Воинственно махать кулаками после драки — первый признак бессилия и поражения. С этим надо смириться, как с неизбежным. Да и мстительный огонь погас. Если бы тогда, сразу, я ее встретил, возможно, она не была бы здесь, а я был бы в этих же краях, только в иной обстановке. Хорошо, что не встретил... Всю ночь не спал, шлялся по берегу один, как привидение. Все думал, думал... о себе, вообще о жизни. Не мог отделаться от стыда. Стыд просто жег... от поражения, что ли? Или после совершенной глупости...— Он помолчал, глухо прокашлялся, вздохнул, борода его приблизилась к моему уху.— Ты извини меня, Женя, за вчерашнее... За грубость... Не могу обуздать себя. Давай забудем это.

— Давай, если хочешь.— Я радовалась его признанию, его непривычной покорности, должно быть, вчерашний случай дал ему глубокую встряску и заставил призадуматься. Может быть, возьмется за ум? Хорошо бы.

Вадим Каретин, подавшись из ряда, с ухмылкой взглянул на меня и на Аркадия.

— Довольно секретничать! Сейчас начальство выйдет, примите бодрый вид...

Вскоре перед строем появились Володя Верещагин и Боря Берзер, командир и комиссар отряда. Володя, студент пятого курса, был строителем-ветераном, он выезжал на сибирские стройки три года подряд и накопил немалый опыт. Неулыбчивый, немногословный, с какими-то замедленными движениями, он окинул нас скучноватым взглядом и сказал кратко и внушительно:

— Работать на совесть, ребята, одним словом, на полную мощность. Сил про запас не оставлять. Сейчас подойдут машины и развезут вас по объектам. А пока можете разойтись, подождем немного...

Боря Берзер сказал что-то Верещагину, и Володя, подняв руку, задержал строй:

— Одну минуту, товарищи! Заболел Сережа Брагинский. Вместо него бригадиром назначается Растворов Аркадий. Все.

Вадим удивленно захлопал выпуклыми глазами, хихикнул льстиво и от этого глупо.

— С повышением тебя, Аркаша.— И протянул руку. Аркадий отбросил ее.

— Отстань! Они с ума сошли! Какой из меня бригадир?,. Ошибка какая-то. Надо выяснить...— Он ушел выяснять вопрос о внезапном своем назначении, а ко мне обратился Вадим.

— Что говорил тебе Аркадий? — Он осторожно взял меня под руку.

Я отстранилась.

— Спроси у него сам.

— Мне он не скажет.

— Так почему же должна говорить я?

— Ну да, конечно... Я догадываюсь. Что-то связано с Еленой, да?

Я отвернулась от него к Эльвире. Она спросила озадаченно:

— Хорошо ли, что Аркадий у нас будет? Уж очень такой... сумасшедший. Житья не даст.

— А что нам до него? Будем работать хорошо, никто не придерется... Ты есть хочешь?

— Еще бы! Я даже умыться не успела, не то что кусок проглотить...

— Сейчас принесу.— Я сбегала в палатку, схватила бутерброды, еще московские, сделанные Нюшей, и вернулась назад.— Вот тебе, один с сыром, один с копченой колбасой. И мне такие же...

Мы отодвинулись в сторонку от толпы. Эльвира, торопясь, жевала зачерствевший хлеб и уже сухой, покоробившийся сыр.

— Ты где была вчера? С Алешей? Счастливая: есть с кем время проводить. Я ждала, ждала тебя... Так и уснула... А Елена еще интересней стала, значительней. Глаз не оторвать, какая красивая! Только рано замуж вышла. Я на ее месте сперва поиздевалась бы над мужиками вдоволь, отомстила бы им за нас всех. Они повертелись бы хороводом вокруг меня.— Она коротко всхрапнула, ударив в землю пяткой, ноздри обреченного на реформацию носа напряглись. Я засмеялась, обнимая ее: