Александр Андреев - Спокойных не будет

— Бодливой корове бог рог не дает, Эля...

Машины за нами не пришли. Отряд — частью на попутных грузовиках, в автобусах, частью пешком — добирался к месту работу.

Нашей бригаде достался нелегкий объект: подготовка и бетонирование площадки причала чуть выше Гордого мыса. Мы прибыли туда в назначенный срок, но машин — бульдозеров, грузовиков со щебенкой, с раствором — не было. Пусто. Ребята бесцельно бродили по берегу, кидали в воду камешки, жалели, что не захватили удочки,— хорошо бы забросить крючок на хариуса, что ходил тут в прозрачной глубине.

— От такой работенки не устанешь,— ухмылялся Вадим. Многие уже поснимали рубашки и подставили спины солнышку.

Аркадий нервничал: его деятельность в новом качестве начиналась неудачно. Ребята, задрав головы, глядели на утес, уносящийся в поднебесье, где в сквозной голубизне плескалось и трепетало алое пламя флага. Напоминали:

— Между прочим, Аркадий, под сенью знамени люди должны трудиться. Это обязывает. А мы загораем. Непорядок.

— Отстаньте! Растворов ожидающе глядел на дорогу.— Без ваших шуточек тошно!

Часа через полтора приполз бульдозер. Потом спустились с горы большие, вместительные машины с железными кузовами. На одной из них приехал машинист катка. Аркадий, подойдя к водителям, сказал, подавляя в себе гнев:

— Вот что, уважаемые механизаторы: технику вам вручили не для того, чтобы она по милости вашей пребывала в сиротском состоянии, она должна быть использована не меньше как на семьсот процентов.

Один шофер, толсторожий, курносый, с нагловатым настоем во взгляде, стоял на подножке своего грузовика, повиснув на открытой дверце, и ухмылялся. Ковбойка на нем была измазана мазутом до полной потери первоначального цвета, брюки засалены и сплошь в прорехах — есть такие рабочие, которые носят одежду по принципу: чем грязнее, тем милее. Он предупредил с насмешливой ленцой:

— Вы, уважаемые товарищи, голоса не поднимайте, мы такого обращения не любим. И вы нас на провокации не толкайте. Мы знаем, как работают студенты,— загорать поможем! — Механизаторы засмеялись, переглядываясь между собой.— Показывай, куда сваливать. Другим рейсом крепкой влаги привезу к обеду, хотите? Это веселей!

Слив раствор, он укатил, помахав на прощание грязной рукавицей. Сгрузила бетон и вторая машина и тоже отъехала. Машинист завел каток и стал утюжить площадку, готовя ее под бетон. В другом конце бульдозерист разравнивал щебенку. Аркадий, наблюдая за неторопливостью, с которой шло движение на «объекте», крякнул и поморщился от сдержанной муки возмущения, рвущегося из самого сердца:

— Ударная комсомольская называется!

— Они думают, мы бездельничать приехали,— сказал Вадим Каретин.— При таких условиях не очень-то разгонишься. И заработаешь лишь на обратный билет, не больше...

— Да, заработаешь,— с презрительной усмешкой повторил Аркадий непривычное для них обоих слово.

С горы спускались Верещагин и Берзер. Командир отряда был мрачен, комиссар взволнован и суетлив. Аркадий двинулся им навстречу.

— Машины не пришли вовремя? — спросил Верещагин.

— Да, опоздали часа на два,— ответил Растворов.— За серьезных работников нас не считают, для них мы вроде тяжкой нагрузки — терпят, но не жалуют... Надо что-то делать, ребята, надо разбить это предвзятое и ложное представление о нас. Учтите, здесь, на этой стройке, видят студентов впервые...

— Отлучись на некоторое время.— Верещагин сосредоточенно катал под подошвой круглый камешек.— Пойдем к начальнику. Да, Растворов, возьми еще кого-нибудь дли представительства.

— Вот Женю Токареву,— подсказал Боря Берзер.— От женской половины.

Попутный грузовик довез нас до управления. Начальника строительства на месте не оказалось, он обещал скоро прийти, и секретарь попросила подождать. Мы сели рядком на стулья и присмирели, ожидая. Боря придвинулся ко мне поближе.

— Как тебя встретил муж? С делами замотался — не могу урвать минутку, чтобы поговорить.

— Хорошо, Боря,— ответила я шепотом.

— Как живет Елена? — Черные, без блеска глаза его были печальны.— Как она выглядит? Не такая стала... Ну, не прежняя...— Он смущенно запнулся.

— Ты хочешь спросить, не подурнела ли? Нет. Стала еще краше. Повзрослела немного, настоящая женщина, сибирская жемчужина!.. Да, да.

Боря улыбнулся.

— Ты всегда превозносила ее. При Аркадии не рассыпай таких восторгов, не буди в нем зверя...

Наконец появился начальник, молодой, озабоченно-веселый, принес сияние неба в голубых глазах. Задержался у порога.

— К вам, Иван Васильевич,— сказала секретарь.

Начальник широким жестом указал на дверь в свой кабинет.

— Прошу,— пропустив нас вперед, прошел сам и сел за стол.— Подвигайтесь ближе. Слушаю вас, друзья. Желательно покороче.— Остановив на мне взгляд, кивнул головой,— Добрый день.— И опять ко всем: — Кто изложит кратко суть вопросов?

Опередил всех Аркадий Растворов. Он был нетерпелив и не любил промежуточных разговоров, считая их праздными.

— У нас к вам несколько вопросов и один ультиматум.

Заявление Аркадия, видимо, понравилось Ручьеву, брови его приподнялись, шире распахнулась небесная голубизна.

— На вопросы отвечу. Ультиматум воспринимаю как атаку, которую положено отбивать.

— Он погорячился немного,— сказал Верещагин, с осуждением покосившись на Аркадия.— Ничего страшного нет.

— А я и не боюсь.— Ручьев обратился к Аркадию: — Итак, выкладывай первый вопрос.

— Вам известно, что на многих стройках страны работают студенческие строительные отряды?

— Слыхал.

— Что работают они совершенно замечательно?

— Ну, я думаю, это не стандарт...

— Нет, не стандарт, но наша норма жизни и деятельности.

— Допустим.

— Вы желаете воспользоваться нашей силой, нашими знаниями, нашим энтузиазмом, в конце концов, на пользу вашего строительства?

— Конечно.

— Тогда с самого начала уделите нам максимум внимания, нет, мы просим не особого внимания, а обыкновенного, разумного...

Мы с Берзером переглянулись с удивлением: что сталось с Растворовым, с человеком темного, стихийного нрава, с бретером? Неужели пробудилось чувство ответственности, или это спортивный азарт, или жажда доказать кому-то, что он способен на нечто иное?..

— Итак, ваш ультиматум...— сказал Ручьев заинтересованно.

Верещагин ровным, скучноватым, хотя и твердым голосом заявил, не поднимая глаз от клочка бумаги, на котором машинально выводил квадратики и кружочки:

— Мы спаяны железной дисциплиной, я подчеркиваю — железной, трудовой. Нам не хотелось бы ее ослаблять. Мы просим вашего распоряжения о следующем: предоставить нам транспорт для перевозки людей на дальние объекты; обеспечить нас стройматериалами, механизмами; на время рабочего дня машины подчинить нам; день у нас начинается в восемь утра точно.