Николай Золотарёв-Якутский - Из тьмы

— Вот оно что! — протянул купец. — Однако вы, господин Староватов, в неведении относительно как средств округа, так и его прав. Конечно, было бы весьма хорошо поспособствовать одаренному юноше, но… — Он пожал плечами.

— В таком случае, — не сдавался Староватов, — вы, господин попечитель, совместно с Петром Никодимовичем могли бы написать прошение вице-губернатору о выдаче Токурову губернской стипендии.

— Господа, я хочу ответить Петру Хрисанфовичу. Ваш порыв вполне понятен, но совершенно неуместен. Подумайте сами: как мы можем обратиться с подобным прошением в час, когда идет самая кровопролитная война в истории нашего отечества, когда каждая копейка на счету?

Уосук молча глотал слезы. В этот миг ему казалось, что для него все кончено.

«Завтра утром едем к твоему отцу». «Неужели купец решил все-таки помочь ему?»

Как прекрасны в Якутии летом лесные дороги! Они не широки, не узки — как раз впору проехать телеге или саням. Тебя подбрасывает на ухабах, но ты не обращаешь на это внимания, завороженный красотой природы. В лесу чисто и светло, духмяный пар идет от земли, голова кружится от птичьих трелей и солнца, а дорога бежит и бежит навстречу, то в гору, то под уклон, то белая от песка, то зеленая от травы…

Сразу за Вилюйском колея нырнула в сосновую рощу. Здесь почва была песчаной, и отец всегда сгонял Уосука с саней, на которых, по обычаю якутов, ездил не только зимой, но и летом. Спрыгивал он и сам, чтобы быку было легче. Ноги по щиколотку увязали в песке, и этот отрезок пути казался бесконечным. Уосук взглянул на кучера, ожидая, что тот попросит его с телеги, но кучер не шелохнулся. Сытая пара лошадей легко вымахнула на пригорок, словно по мостовой. Уосук с радостным удивлением огляделся вокруг, словно впервые увидел рощу. Впрочем, так оно и было: раньше он всегда смотрел вниз, под ноги, теперь же у него появилась возможность взглянуть вверх. Сосны стояли не часто, зато были очень высокими. Их маленькие верхушки, похожие на шапки, терялись в небесной голубизне. Стволы отливали золотом. То там, то сям между соснами зеленели коврики брусники. Сейчас она цвела ароматным белым цветом. И Уосуку захотелось, как в детстве, упасть на родную жаркую землю…

Из бурелома выскочил заяц и опрометью помчался прочь от дороги.

— Ого-го-го! — закричал вслед ему Разбогатеев.

«Ого-го-го!» — понеслось из конца в конец рощи.

Уосук очнулся, помрачнел.

Как же это он очутился в телеге Разбогатеева?

…Прошло бы еще шесть дней, притащился б отец на своих санях, укатил бы Уосук в родной наслег и пошла бы его жизнь по заведенному для писарей порядку: читай волостные и прочие циркуляры, пиши прошения неграмотным, если есть голова на плечах — богатей, нет — топи молодость в граненом стакане… Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

Из Якутска в Вилюйск пришел пароход. Такое случалось не часто, и взбудораженные одноклассники Уосука помчались на пристань.

В другой раз Уосук непременно пустился бы за ними, но в последние дни его ничто не интересовало. Погруженный в невеселые мысли, он присел на скамеечку у ворот училища. Вдруг он увидел у своих ног чью-то длинную тень. Уосук испуганно поднял голову. Перед ним стоял Разбогатеев. Уосук поспешно сдернул картуз.

— Здравствуйте, господин попечитель!

Разбогатеев не спеша опустился рядом. С виду он совсем не походил на купца: был высок, смугл, худощав и напоминал скорее мастерового. Некоторое время он изучал подростка цепким, оценивающим взглядом.

— Тебя Осипом зовут?

— Да, господин попечитель, Иосифом, — незаметно для себя поправил купца Уосук.

Разбогатеев слегка улыбнулся:

— Ну вот, окончил ты училище. Что дальше будешь делать?

— Не знаю, господин попечитель! Наверно, вернусь в свой наслег. Наверно, назначат писарем…

— В попы не пойдешь?

Уосук удивился: откуда знает?

— Нет, наверно!

— Заладил: наверно да наверно. Пора решать наверняка! Ты уж почти взрослый. — Разбогатеев понизил голос до шепота: — Учиться хочешь?

Сердце Уосука встрепенулось. Неужели купец решил все-таки помочь ему? Какое это было бы счастье!

— Очень хочу, господин попечитель!

— Тогда вот что. Я тебя усыновлю и отправлю учиться. Согласен?

Уосук растерялся. «Усыновлю…» Как это? Ведь родители живы… Да и зачем понадобилось купцу усыновлять?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — зорко взглянув в глаза, сказал Разбогатеев. — О своих родителях думаешь. Что они не согласятся. За это не беспокойся. Я отплачу им добром. А с тобой мы подружимся. Ты мне нужен. Да и я тебе. Правда ведь?

— Правда, господин попечитель… — тихо произнес Уосук.

— Значит, согласен? Ну, так тому и быть. Завтра утром едем к твоему отцу. Знаешь, где я живу? Приходи в восемь.

— Хорошо, господин попечитель…

— Договорились. И запомни: я тебе отныне не господин попечитель, а Николай Алексеевич. Ладно?

Разговору этому предшествовали непродолжительные, но бурные события.

Как попечитель городского высшего начального училища, Разбогатеев должен был ежегодно составлять отчет об экзаменах в училище и его выпускниках.

Обычно это дело Разбогатеев перелагал на директора, а сам лишь подписывал отчет. На этот раз среди выпускников были его сыновья, и Николай Алексеевич взялся за отчет. Он получил у директора полные характеристики на каждого ученика и приступил к делу. Начинать пришлось с инородца Токурова, как с лучшего выпускника. Это неприятно кольнуло купца. Ему, конечно, было бы приятнее, если бы список открывал кто-либо из его сыновей. Он внимательно прочел все, что было написано об Уосуке, и его охватила еще большая досада. «Вот, — думал он, — голодный якутенок, сын невежественных родителей стал отличником, а мои оказались никуда не годными лодырями! Драть их надо, драть!» В этот момент в кабинет заявились Никола и Капитоша.

— Папань! А, папань! Позволь на остров, на пикник! — пробубнил Никола.

— На какой еще пикник?

— На лодочке! С ночевкой! Гришка исправников едет и еще другие… Все равно делать нечего!

— Ах, вам делать нечего? взорвался Разбогатеев. — Им делать нечего. Отец с утра до вечера на ногах, пообедать некогда, а они нет того, чтоб помочь, учиться — и то не хотят! Какой-то якут в отличниках ходит, а они по два года в одном классе сидят!

— Еще бы Токурову не быть отличником! Ему сам Петр Хрисанфович помогал! — вылез вперед Капитоша.

— А я вам не нанимал репетитора? А? Еще огрызаются! Вон! Вон отсюда! — затопал ногами Разбогатеев.

— Что здесь происходит? — Из соседней комнаты появилась жена Разбогатеева.

— Вот! Полюбуйся своими сынками. Бездельники! Лодыри! Еще куда-то на остров собираются!