Алексей Горбачев - Сельская учительница

«Ничего, обойдемся без Садкова, обещал прийти историк Назаров, он тоже немного играет на баяне», — думала Валентина.

По дороге Игорь мечтательно говорил о близких зимних каникулах, о том, что в первый же день умчится в город, чтобы хоть одним глазком взглянуть на настоящую жизнь и снова почувствовать себя в лоне современной цивилизации. Валентина оскорбленно вспыхнула:

— По-твоему выходит, что мы здесь живем в условиях первобытной дикости?

— Валечка, я тебя уже давно просил — не произноси ты громких фраз, — поморщился Игорь.

— А чем они хуже пошлых, которые изрекаешь ты? Да уж лучше произносить громкие!

— По крайней мере я говорю искренне, а ты лицемеришь, потому что сама знаешь — в городе люди живут духовно богаче, полнее, там для этого созданы условия.

— Чепуха! — упрямо возразила она. — Можно жить под боком у Большого театра и оставаться беспросветным обывателем.

Они подошли к школе. У крыльца в свете висевшей на фронтоне электрической лампочки Валентина увидела Тарана.

— Ну, сочинительница, давай поговорим, побеседуем, — с угрозой сказал он.

— Отложим беседу на другой раз, когда протрезвитесь. — Валентина шагнула на крыльцо, но Таран преградил ей дорогу.

— А я сейчас желаю знать, зачем всякие оскорбительные стишки пишешь. Вот и ответь мне…

— Уйдите, я с вами разговаривать не желаю.

— А я заставлю разговаривать, не таких заставлял!

Валентина взглянула на Игоря, тот испуганно пятился, озираясь по сторонам, будто искал, куда можно убежать.

— Я и кавалера твоего не боюсь! Ты мне ответь, будешь еще писать? — Пьяные, налитые кровью глаза Тарана были страшны, и Валентину на какое-то мгновение охватил ужас. Она понимала, что дебоширу ничего не стоит ударить, а потом судись, жалуйся…

— Отвечай! — Таран столкнул ее со ступеньки, но в это время у него за спиной появился вышедший из школы Дмитрий Вершинин.

— Ты чего разоряешься? — спросил он.

— А тебе что нужно, сосунок? Проваливай, — отмахнулся Таран.

Дмитрий взял его под руку.

— Сойдем, Серега, с крылечка.

Крича и ругаясь, Таран силился вырваться.

— Сойдем, не бойся, — с нарочитой вежливостью приглашал Дмитрий.

Таран вырвался и опять к Валентине.

— Я тебя проучу, сочинительница…

Дмитрий оттолкнул дебошира, тот упал, вопя:

— Ах, ты так! Ну погоди! — Таран кинулся на Вершинина, тот рывком выбросил руку вперед, и хулиган снова шмякнулся наземь.

— Ты так… Ты так… Погоди, рассчитаемся, — бормотал Таран, отплевываясь.

— Вставай, иди своей дорогой и не вздумай сюда возвращаться, — предупредил Дмитрий Вершинин.

Таран поднялся и, ругаясь, поплелся прочь в темноту.

— Извините, Валентина Петровна, что так получилось, — смущенно сказал ученик.

— Спасибо, Дмитрий, — поблагодарила Валентина, с огорчением думая: «Нехорошо, скверно получилось».

На крыльцо выскочили Быстров и Зюзин.

— Что случилось, Митя? — спросили они.

— Все в порядке. Идемте.

К Валентине подошел Игорь.

— Вот тебе и культура села, — возмущенно говорил он. — К учительнице пристает пьяный, оскорбляет, лезет в драку… Все это достойно пера Глеба Успенского…

Валентина перебила его:

— Тебе пора домой, — сдержанно сказала она, а ей хотелось кричать в лицо обидное, злое — трус, трус.

— Но я хочу пойти с тобой на субботний школьный вечер, перенять опыт…

— Уходи, Игорь!

Он удивленно пожимал плечами.

— Меня упрекала в том, что я стал каким-то другим, но вижу — больше изменилась ты, раздражительной стала, несговорчивой.

— Ты прав: мы оба изменились, мы уже не те, какими были в институте. До свиданья.

В понедельник Марфа Степановна зашла в кабинет к директору и, горестно вздыхая, рассказывала ему о возмутительной драке. По ее словам выходило, что чуть ли не все ученики принимали участие в побоище.

— Видите, к чему приводят новшества Майоровой. У нас никогда не было драк, и вот извольте, отличились, в присутствии учительницы избивают человека, а она хоть бы что.

Николай Сергеевич не на шутку всполошился. Ему все больше и больше нравилась непримиримая, работящая Майорова. Он радовался: во второй четверти у нее меньше двоек, на уроках она чувствует себя уверенней, многому научилась за это полугодие. Он от души хохотал, когда в Доме культуры видел на экране карикатуры «Соломотряса», зная, что к ним приложила руку и Валентина Петровна. Он поддержал «школьные субботы», и вдруг эта драка…

— Нужно разобраться, в чем там дело, — озабоченно сказал директор.

— Прекратить надо эти сборища по вечерам, иначе еще и не такое будет.

— Зачем же прекращать? Наоборот, и нам следует принять участие.

— Да что ж я, отплясывать с ними буду? Крутить пластинки стану? Об успеваемости думать нужно, всякие там художества до добра не доведут, — возражала Марфа Степановна.

В учительской тоже говорили о вчерашнем происшествии. Подрезова рассказывала о драке с такими подробностями, что Василий Васильевич насмешливо спросил:

— Серафима Владимировна, и вы принимали участие в сражении?

— Не к месту шутки, Василий Васильевич, — смешалась Каваргина, вынимая свой заветный блокнотик с привязанным огрызком карандаша. Что-то записав туда, она вздохнула: — Придется вызывать Майорову на местком…

— А мне кажется, правильно сделал Вершинин, что дал по зубам нахалу! — высказался историк Назаров.

— Иван Константинович, подумайте, что вы говорите, — всплеснула руками Надежда Алексеевна. — Вершинин — ученик.

— Добавьте — хороший ученик, если не дал в обиду учительницу.

Из кабинета вышел директор.

— Вы забываете другое — Таран тоже был нашим учеником. Вот о чем подумать нужно, — сказал он.

Шел снег. Непроглядно густой и крупный, он по-хозяйски уверенно ложился на белую кочковатую землю, на белые крыши, задерживался на проводах, в цепких ветвях деревьев (провода от этого казались длинными развешанными от столба к столбу нитями жемчуга, а деревья напоминали весенние сады в час буйного цветения). Было тихо кругом, так тихо, что Валентине казалось, будто она отчетливо слышит шорох падающих снежинок.

Потом откуда-то из-за реки налетел порывистый разбойный ветер. Он как бы до поры до времени прятался где-то там, за горой, высматривая и ожидая, пока все поглубже оденется в серебристый пух, и начал хозяйничать по-своему: оголял крыши, провода, деревья, ошалело носился вдоль улицы, гнал перед собою белые зыбкие волны, трамбовал их в сугробы, как будто расставлял свои надежные ловушки для других снегопадов.

Вьюга… Надрывно стонал, посвистывал проводами одичалый ветер, швырял в окно сыпучую, как сухой песок, снежную порошу, чем-то стучал по крыше.