Алексей Горбачев - Сельская учительница

Прошли, пролетели зимние каникулы. Валентина съездила с Василием Васильевичем на районный семинар словесников. Хороший семинар! Покаталась на лыжах с ребятами, удивив даже Якова Туркова, вихрем промчавшись по самому крутому спуску горы. В дни каникул вдоволь почитала, устроила в школе интересный вечер «Поэзия и музыка в жизни Владимира Ильича Ленина» и, конечно же, принимала участие в создании очередного номера «Соломотряса». Ох, и разгорелась баталия из-за одного материальца в нем. Кажется, давно было заведено так, что бойкая продавщица сельмага Александра Долгорукова, которую старые и малые называли почему-то «тетей Шурой», по вечерам была в Доме культуры буфетчицей. Занимала она просторную комнату, предназначаемую для кружковой работы, бедово торговала в розлив пивом, вином, водкой, подавая соответствующую закуску — селедочку, сырок, огурчики домашнего засола… Валентину возмущало это питейное заведение, но даже Саша Голованов с терпеливостью пояснял, что кой-кто в сельсовете и в колхозной конторе обеими руками голосуют за буфет, потому что он рентабелен, потому что за аренду комнаты райпотребсоюз платит хорошие деньги. Была и другая выгода: если, например, надо угостить нужного человека, то без буфета не обойтись, как не обойтись без угодливой тети Шуры, умевшей обслуживать кого нужно по высшему классу.

Всегда, если в афише о демонстрации фильма говорилось, что перед началом сеанса будет показан «Соломотряс», народу в зрительный зал набивалось, как говорится, под завязку. Так было и на этот раз.

Когда на экране появилось изображение этакой живописной красотки с кудряшками и большущими серьгами, в зале захихикали: «Тетя Шура», «Наша Долгорукова»…

Потом на экране появлялись другие карикатуры, и Саша Голованов комментировал их. Вот красотка с большими серьгами оседлала на рисунке Дом культуры, и следовал комментарий — «Тетя Шура восседает»; на следующем рисунке она наполняет стаканы — «Тетя Шура угощает»; а вот она прячет в сумку деньги — «Тетя Шура загребает». А в финале на рисунке она улыбчиво машет рукой отползающим от винной бочки посетителям буфета. Этот рисунок прокомментировали девушки частушкой за экраном:

В зале аплодировали, хохотали, и Валентине казалось: больше аплодируют и хохочут женщины, а мужчины — одни, как бы из-под палки, нехотя похлопывают в ладоши, а другие тихо сидят с опущенными головами.

Саша Голованов зажег на сцене свет и на фоне белого экрана с шутливой артистичностью стал раскланиваться зрителям. И вдруг на сцену взбежала секретарь сельского Совета Ефросинья Кучумова, подружка тети Шуры.

— На Советскую власть замахиваешься! — крикнула она Голованову. — Торговая точка была открыта по решению исполкома районного Совета депутатов трудящихся! Да знаешь ли ты, — продолжала она, — что товарищ Долгорукова — ударница прилавка, награждена Почетной грамотой облпотребсоюза! Оскорбляя своими карикатурами ударницу прилавка, ты оскорбляешь передовую советскую торговлю!

— Эко хватила ты, соседка. Эвон какую околесицу понесла, — послышался из зала голос Никифора Герасимовича Вершинина.

И вот опять занятия…

Догорал короткий зимний день. Большое красное солнце опустилось на белую степь и погасло в снегах.

Накинув на плечи пуховый платок, Валентина сидела за столом и при свете лампы — подарка готовилась к завтрашним урокам. В дверь постучали.

— Да, да, входите, там не заперто.

Вошла Мария Захаровна, шафрановская учительница биологии, та самая учительница, с которой Валентина познакомилась прошлым летом в зареченской гостинице.

— Мария Захаровна! Здравствуйте!

— Здравствуйте, Валентина Петровна. Видите, в гости я к вам.

— Пожалуйста, пожалуйста, раздевайтесь, — предложила Валентина и сразу почему-то подумала, что учительница зашла к ней по дороге, видимо, принесла записку от Игоря, а может быть, и он с ней приехал, сейчас войдет. — Садитесь, — продолжала она. — Я сейчас книги уберу, чай приготовлю.

— Не беспокойтесь, Валентина Петровна, я к вам на минутку. Меня Арина Игнатьевна послала. Вы извините, я начну без предисловий. Игорь Федорович не вернулся с каникул. Мы уж телеграмму ему посылали — ни ответа, ни привета. Может быть, вам что-нибудь известно? — с надеждой спросила гостья.

— Ничего не известно, — торопливо ответила Валентина, и сразу тревожные мысли захлестнули ее — заболел… несчастный случай… Да мало ли что может произойти с человеком.

— Вот ведь беда какая, — огорченно продолжала учительница, — четверть началась, а учителя нет и нет, заменить-то его некем.

— Нужно позвонить. В городе у них есть домашний телефон. Идемте на почту. Мы все выясним.

Мария Захаровна безнадежно покачала головой.

— Арина Игнатьевна звонила, с отцом его, Федором Терентьевичем, разговаривала. Отец пробормотал что-то о плохом самочувствии сыночка… А мы так думаем, что Игорь Федорович, грубо говоря, сбежал…

— Нет, нет! — протестующе воскликнула Валентина. — Игорь не такой, не покинет учеников среди года, не верю я в это. Понимаете? Не верю. Я его давно знаю, не может он быть подлецом.

Учительница вздохнула.

— Мы, Валентина Петровна, и сами верить хотели бы. Бог с ним, доработал бы как-нибудь учебный год, потом Арина Игнатьевна отпустила бы его. По правде сказать, она уже и не особенно требовала с него, замечали мы, что из-под палки работал он, без интереса.

— Мария Захаровна, да как вы можете так говорить? Он хороший учитель, пусть неопытный, но он честен, понимаете вы — честен.

— Может быть, — соглашалась учительница, — вы его больше знаете, не буду с вами спорить.

— Я сегодня же позвоню в город, и вот увидите — у него уважительная причина. Я к вам завтра приеду и расскажу.

— Спасибо, спасибо, Валентина Петровна…

Проводив гостью, Валентина побежала на почту. Знакомая девушка, работница Михайловского отделения связи, пообещала тут же вызвать областной центр и попросила Валентину Петровну подождать немного.

За окном густели синие сумерки. Крепкий январский мороз вышивал на стеклах свои замысловатые узоры.

Валентина нетерпеливо расхаживала по большой комнате.

— Скоро там? — то и дело спрашивала она.

— Сейчас, сейчас, Валентина Петровна. Заречное обещает, там аккуратная телефонистка работает, — успокаивала девушка.

«Нет, не мог он сбежать, — опять раздумывала Валентина. — Не способен Игорь на предательство. Можно поругивать школьные порядки, можно быть сердитым, недовольным, можно даже оробеть перед пьяным дебоширом, но удрать, бросив на произвол судьбы ребятишек? Не верю, чтобы учитель сделал такое…»