Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

Дед положил смоченный окурок под свою голую пятку:

— А поутру вертаю с вокзала и вижу: наборщик, тощий, что кнут, типографской краской замазывает сияющую икону. Вишь, ночной детина «обновлял» икону к молебну и крестному ходу…

— А что еще заприметил у «чудотворца»?

— Цыганскую курчавую бородищу. Да я опознаю…

Скрипучие ходики с двумя подковами на длинной цепочке напомнили гостю час занятия с учеником. Калугин встал и вдруг глазами измерил старую балалайку, висевшую меж окон.

Когда-то русская балалайка была двухструнной. Но и она прогрессирует: стала с тремя и формой богаче — малюсенькая, малая, средняя, большая и огромная. Они образовали великорусский оркестр, слава о котором разнеслась по всему миру.

Осматривая балалайку, историк увидел в ней образ философского ключа номер три. Три части инструмента: корпус, гриф и головка настройки. Треугольная форма деки. Три струны. И три колка. Да и бряцают кончиками трех пальцев. При этом левая рука меняет звучание, прижимая струны к ладам, а правая, наоборот, извлекает звуки с поразительным постоянством.

Восторг краеведа перед балалайкой Фома истолковал по-своему:

— Что мне соха, была б балалайка, говорят на деревне, да и городские часто наяривают. Вот хотя бы мой сынок: в Москве большой человек, а приедет — кнутом не отгонишь!

— Заметь, голубчик, трем струнам доступен любой мотив, — сказал Калугин и ушел в мечту: «Вот бы научиться до виртуозности играть на трех „струнах“ противоречия!»

И, возвращаясь в центр города, он мысленно настроил инструмент познания на свой лад: прима-струна — ведущая, секунда-струна — ведомая, а меди-струна — средне-сводящая. Выходит: мягкая жесткость, гибкая стойкость и податливая крепость — не игра слов, а животворная сила роста.

Вот телега, утыканная палками. На ней крестьянин, по всему видно, середняк. Русское середнячество, с одной стороны, пополняет ряды бедняков, а с другой — кулаков. Но зиновьевцы все еще играют на двухструнной балалайке: они четко различают лишь левое и правое, лишь батрака и бая, обходя середняка, нашего союзника. Так узко понятое классовое противоречие ведет к политической узости, к вредному уклону. Ныне без диалектики ни туда ни сюда.

Шагая по Московской улице, он вспомнил, как здесь на масленую неделю лихо мчались тройки, звенели бубенцы, колокольчики, тальянки; а прямо на тротуаре полыхали жаровни с румяными блинами. Выбирай — с вареньем, шкварками, сметаной, кипящим маслом. И тут же крепкий ароматный чай и задорные частушки.

Тогда Коля, гимназист, стоя в сторонке, с трудом сдерживал слезы. В кармане ни гроша. Хозяин комнаты — выходец из немецкой колонии — не признавал русских праздников, а родители жили в глухом лесничестве Новгородчины. Зато немец разговаривал с юным квартирантом лишь по-немецки. Вот уж верно: нет худа без добра — теперь Калугин читал Гегеля в подлиннике.

Афиша струнного оркестра увела мысли историка в Летний сад. На Веселой горке поет «Вечерний соловей». А в свободное время проявляет чрезвычайный интерес к золотой модели, к золотым коронкам и золотым рублям Морозова. К чему ей золото? На ней ни одной золотинки: ни брошки, ни колечка, ни серег, одни часики. Накопительство? Пересылка за границу к родителю? Ей не трудно передать сверток одному из участников автопробега. Инструкция гласит: «Ценности конфискуются только в момент спекулятивной сделки и хищения из музея. Обыск строго запрещен». Оно и понятно: международный автопробег — массовый приезд зарубежных гостей в СССР. Плохой прием — пища для желтой прессы.

Еще вопрос: какой запас золота у Алхимика? Как он поведет себя в день прибытия иностранцев? И какова роль Берегини? Она помогает ему или, наоборот, охотится за его кладом? И в чьих интересах: личных или государственных? И наконец, как увязать ее сомнительное поведение с ее увлеченностью тайной Тысячелетия, с ее мечтой защитить интересы женщин и с ее синим взором, полным благородства?

Вдруг он поймал себя на том, что сам себе противоречит: стремится не думать о ней и в то же время постоянно вспоминает ее; смущается от ее красоты и тут же дерзит ей; хочет пойти на концерт и одновременно отговаривает себя. Нет, нет, надо послушать ее песни: нет ли фальши…

Сейчас занятие с учеником. Все эти дни учитель искал наглядный образ триединого противоречия. Однако ни «Троица» Рублева, ни безмен, ни балалайка не затронут Глеба. В Древней Греции Гераклит успешно иллюстрировал диалектику примерами из природы. Не взять ли символом противоречия новгородский пейзаж, ибо наглядность — первый шаг к абстрактному мышлению?

Из Антонова в город, как всегда, бежал: сегодня у меня занятие с учителем. Домашнее задание я выполнил — нашел наглядную трехчленку, но агентурное поручение смазал. Осмотр здания книгохранилища ничего не прояснил. Замки и печати не тронуты. Да и устная разведка лишь больше озадачила. Местная малышня из приемника-распределителя только обедала и спала под казенной крышей; остальное время слонялась по ярмарке, где чистила чужие карманы и корзинки.

Мои друзья из Дома юношества выяснили лишь одно: утром антоновские воришки ничего из монастыря не выносили. А кто же снабжает торговку книгами с семинарскими штампами?

В свои заботы Розу я не посвящал, хотя посматривал на нее, а не на кружку с сургучной печатью и четкой красной надписью «НА ПОМОЩЬ МОПРу». Гершель, общественницу, выдвинул комсомол, а я в роли охранника оказался по милости Воркуна. Губернский отдел ГПУ — шеф нашей команды «Динамо». Иван Матвеевич, зная меня еще по Старой Руссе, подошел к моим воротам и, словно по мячу ударил, бухнул: «Глебуха, хватит баклуши бить!»

С Розой мы встретились у памятника Тысячелетия. Она, опередив меня, сосредоточенно глядела на гигантскую статую Петра I, на плечах которого эполетами серебрился тополиный пух.

— Послушай, — шепнула она, глазами указывая на памятник.

Я не прислушался, а вгляделся: Роза вырядилась и совсем не походила на комсомольскую активистку. На ней голубая блузка с белым бантиком, черная юбочка выше колен, модельные лодочки на тонких каблуках, и «визитная карточка» не кимовский значок, а золотые серьги, похожие на спелые вишенки. Из-за этой красы ее чуть было не исключили из Союза молодежи. Вступился Калугин. Роза посещала краеведческий кружок, организованный при музее. Она сотрудник губархива, но архивного в ней ничего — пухленькая, румяная, с глазками-маслинами и кудряшками на лбу. Словом, пышка!

Все из семьи Гершелей обладали идеальным слухом. И все они играли на музыкальных инструментах. В домашнем оркестре Роза вела партию флейты. И неудивительно, что сейчас она уловила тихий загадочный звук, исходящий от монумента, как будто бронзовый шар разнялся большой морской раковиной и протяжно гудит. Гершель сказала: