Борис Порфирьев - Костер на льду (повесть и рассказы)

— Ты была больше, чем женой. Сколько есть семей, где мужа и жену связывает только... постель. А вы были друзьями и любили друг друга.

— Да, только ты все понимаешь... Одна подруга говорит... — Лада помолчала. Плечи ее все еще вздраги­вали. — Ах, я не хочу их слушать... Разве любовь только в этом? Володя тоже понимал, как ты... Мы хотели, чтобы общие интересы... Мы говорили об этом... Чтобы вместе читать книги... Мы хотели радостной, большой жизни... Вместе, рука об руку. Чтоб ничего не страшно, когда друг рядом...

Она снова заплакала.

Я осторожно гладил ее плечи, вздрагивающие под легким пальтишком.

Я ушел, только когда замолкли ее шаги по лест­нице.

Я шел мимо двух высоких домов; мимо домиков с узкими окошками и деревьями вокруг; направо, по широкому шоссе; под темным моросящим небом; мимо домов-громад с синенькими лампочками у подъездов; не обращая внимания на обгоняющие автобусы и трол­лейбусы; разбрызгивая палкой грязное месиво; припадая на раненую ногу; не выбирая дороги; не замечая про­хожих.

Я пришел в себя на мосту, под которым холодно поблескивали рельсы, и расспросил милиционера, как доехать до гостиницы. Глядя на купол вокзала, я запо­минал объяснения. Я спустился в метро, проехал стан­цию «Маяковская» и вышел из поезда на «Площади Свердлова», поднялся направо на эскалаторе, свернул налево, спустился по эскалатору вниз, сел на поезд, доехал до станции «Коминтерн», перешел на другую линию, проехал «Арбатскую», «Смоленскую», выехал из тоннеля.

Поезд полз по мосту. Дождь перестал, и из рассту­пившихся облаков светила полная луна. Навстречу, как раз на уровне глаз, двигались большие белые фонари. Освещенный луной, фонарь возникал вдали, медленно надвигался и вдруг быстро проскакивал перед глазами; вслед за ним выплывал уже другой. Я начал считать их, но неожиданно поезд влетел в тоннель, зашумел, потом мягко остановился. Я пошел вслед за толпой, стараясь не торопиться и не обгонять людей. Мне незачем было спешить. Больше того, мне хотелось остаться наедине со своими мыслями. В гостинице меня ждал хороший чело­век, но именно из чуткости, из желания сделать мне приятное, он будет сейчас расспрашивать меня о Ладе и о боксе...

Пока я пробирался к выходу, платформа почти опу­стела, и только несколько человек прошли мне навстречу. Пустой поезд тронулся, я взглянул на него и увидел, что в открытых дверях ведущего вагона стоит девушка, дер­жится за поручень и смотрит на платформу. Девушка скрылась в тоннеле, и голубые вагоны заспешили, на­бирая и набирая скорость, обгоняя меня.

Поднимаясь по ступенькам навстречу бьющему в ли­цо горячему воздуху, я вдруг усмехнулся тому, что моя память с болезненной тщательностью фиксирует случай­ные, ненужные детали. Но уже через минуту я забыл об этой мысли, и мой взгляд задерживался на всем: и на темном крыле вокзального здания, и на прошедшем перед моим носом красно-желтом трамвае, и на камен­ных колоннах гостиничного подъезда, и на погрузив­шемся в мягкое кресло в ожидании мест мужчине в пы­жиковой шапке, и на пальме на лестничной площадке, и на дремлющем перед рестораном швейцаре в расши­той золотом форме.

Когда я постучался в дверь, сосед крикнул:

— Открывайте, не заперто!

Он полулежал на подушках, держа в руках журнал, и улыбался мне навстречу. В зубах у него была потух­шая трубка.

— Что не спите, Петр Васильевич? — спросил я де­ланно бодро.

— Не спится. Ну, как бокс?

— Великолепно.

— Кто кого? Наши опять кого-нибудь вздули?

— Непременно.

Он еще немного посмотрел на меня, потом закрылся журналом.

Я снял шинель и встряхнул ее.

— Сыро? — он снова положил журнал.

— Мерзкая погода.

-— Видно, здорово промокли?

— Не говорите.

— Бокс хорош? — снова спросил он. — Стоило по­смотреть?

Я сказал, что стоило.

— Провожали свою знакомую?

— Да.

— И все опять под снегом?

— Да.

— Вам надо бы на трамвае. От Беговой, от иппод­рома, как раз тридцать первый идет. До самой гости­ницы.

— Да нет. Мне полезно было пройтись.

Я сел на кровать и стал раздеваться.

— Уже спать?

— Да.

Стараясь согреться, я согнулся и аккуратно натянул до подбородка оба одеяла.

— Вам свет не мешает?

— Нет-нет.

— Смотрите, а то погашу.

— Читайте на здоровье.

— Ну, ладно.

Я лежал, отвернувшись к стене, и старался не от­крывать глаз. Но заснуть не мог. Я слышал, как Петр Васильевич листает журнал.

Я долго лежал без сна.

— Чего не спите? Погасить свет? — спросил он.

— Нет-нет, я засыпаю.

Я отлежал бок, но не хотел повертываться, чтобы не вызвать разговоров. В моей голове возникали то за­плаканное Ладино лицо, то картина боя на ринге, то старый боксер, продирающийся через толпу болель­щиков.

В конце концов, я не утерпел и повернулся.

— Чего вы деликатничаете? — Петр Васильевич отложил журнал. — Сам крутится на постели, а говорит, свет не мешает.

Он положил на стол очки, выключил свет, повозился и затих.

Но и в темноте я долго не мог заснуть, лежал с за­крытыми глазами и слушал, как шумит батарея паро­вого отопления. Я стал засыпать под ее монотонное шипение, и чуть не уснул, но в трубах что-то защелкало, застучало; я снова открыл глаза и долго смотрел в темноту.

Уснул я много позже.

На следующий день я много ходил и ездил по Москве, стараясь скоротать время до встречи с Ладой. Присми­рев, стоял на Красной площади. Знакомая с детства легендарная стена, обсаженная голубыми елочками, была передо мной. Зеленые крыши дворцов и золото куполов над белоснежными соборами виднелись за ее зубцами. Черные раскрылья мавзолея сверкали в лучах солнца. Кремль стоял строгий и гордый. Сколько лю­дей за эти столетия замирали перед его величием, как я!..

Чего только я не высмотрел за эти дни в Москве! И памятник Пушкину, и особняки-дворцы Арбата, и скульптуры мудрецов на библиотеке имени Ленина! Случайно я оказался у института физкультуры, из две­рей которого выскочил мужчина с седыми подстрижен­ными бобриком волосами. На нем была серая фуфайка и лыжные ботинки. В руках он держал футбольный мяч. И вдруг я подумал, что мне надо обязательно зайти в спортивный магазин и купить мяч, диск, боксерские перчатки — все, что угодно, лишь бы снова заниматься спортом.

Возникшая цель заставила меня забыть о больной ноге. Через несколько минут я сообразил, что иду с глу­пой улыбкой на физиономии и, как мальчишка, разма­хиваю палкой.

Рассматривая в зеркальной витрине магазина диск, я вспомнил слова, одного тренера: «Диск метают нога­ми». Вот она — нагрузка для моей ноги! Это не нудные удары пяткой по самодельному станку! Это — спорт! Это интересно и неутомительно!

Я зашел в магазин, узнал цену диска, лихорадочно пересчитал деньги.