Евгений Петров - Том 5. Рассказы, очерки, фельетоны

– Все бумажки есть. На извозчике привез.

– Ну пусть войдет.

Вошел человек.

– Я председатель жилищного кооператива, – сказал вошедший, – я хочу получить ссуду на предмет строительства.

– Может быть, вы еще чего-нибудь хотите? – нагло спросил Уродоналов.

– Больше ничего не хочу, – простодушно ответил человек.

– А я хочу! – загремел Уродоналов. – Я хочу еще много больших бумаг с подписями, приложением печати и с установленным количеством гербовых марок.

– У меня есть много больших бумаг, – простонал человек, – с приложением печати и с марками.

– А выписка из загса у вас есть? О женитьбе?

– Я холост.

– Тогда справку из загса о том, что вы не состоите в браке. Небось нету?

– Нету.

– Ну вот, хе-хе-хе… Принесите справку.

– Но я уже не успею сегодня.

– Не беда. Придете месяца этак через полтора или лучше даже в начале будущего квартала… или в конце…

– Это волокита, – сказал человек фальцетом, – зачем эти формальности?.. Я протесту…

– Молчать! – крикнул Уродоналов, багровея. – Без доклада не входить! Не курить! Не плевать! Не сорить! Рукопожатия отменены! Обратитесь к секретарю!..

Он был страшен. Он был велик.

Уродоналов дочитал газету, в которой говорилось о необходимости борьбы с волокитой и бюрократизмом, и съежился. Потом немного подумал и улыбнулся широкой детской улыбкой.

– О люди, люди! – промолвил он. – Знаете ли вы, что такое че-ло-век? Нет, люди, не знаете вы, что такое человек. Человек – это сосуд, наполненный общественно-полезным эликсиром. Человека нужно любить и уважать! К человеку нужно относиться с доверием.

По щеке Уродоналова скользнула большая желтая слеза.

В дверь просунулось испуганное лицо курьера.

– Так что разрешите доложи…

– Милый!.. – замахал руками Уродоналов. – Дорогой и многоуважаемый товарищ курьер, отныне докладов больше не существует. Идите и крикните на весь мир: «Люди! Уродоналов принимает без доклада!»

– Там вас спра…

– Бегу! Лечу!

Уродоналов вбежал в приемную и обнял посетителя.

– Голубчик! Милый! Входите! Входите! Гостем будете! Чаю? Пива? Шампанского?

– Шампанского, – сказал посетитель. – Я имею у вас получить ссуду. Мое торговое дело «Коопарфюмерия» нуждается в маленьком заемчике!

– С восторгом! – воскликнул Уродоналов. – Именно заемчик. Не извольте беспокоиться. В два счета.

– А я вам выдам векселек!

– Ну, что вы, милый? Какой там век… тьфу. Мне даже прогивно выговорить это гнусное бюрократическое слово. Что такое человек? Это – сосуд! А вы говорите!.. Эх!..

Глаза Уродоналова засверкали высоким огнем вдохновения.

– Зачем эти бумаги, затянувшие бюрократической паутиной живых людей и живое дело? Зачем? Зачем эти бездушные деревянные штуки с резинкой, которых злые люди называют печатями? Зачем?.. О!.. Эта итальянская бухгалтерия – порождение фашизма. А рес-контро? Да это просто – контра! Ясно! А вы говорите…

– Десять тысяч! – сказал посетитель.

– Получите.

– Так векселя не надо?

– Упаси бог. К чему эта волокита? К чему эти формальности?

Посетитель положил большую пачку молочных червонцев в боковой карман и, весело насвистывая, вышел…

А Уродоналов сел за письменный стол и стал сочинять план реорганизации банковского дела.

Когда Уродоналова вели в суд, он говорил конвоирам:

– Милые! Человек – это сосуд, наполненный эликсиром. Зачем вы ведете меня посредине улицы? Зачем в ваших руках обнаженные шашки? Зачем эти формальности? К чему эта волокита?

1927

Нахал, в отличие от дурака и негодяя, которым были посвящены солидные труды, – тип малоисследованный. Многие чудаки до сих пор еще смешивают нахала с обыкновенным сереньким хулиганом. Это глубокое заблуждение. Хулиган бузит просто так – благодаря ложным взглядам на жизнь, под влиянием среды, под действием винных пароп. Хулиган бузит без причины и извлекает из своих поступков только одни неприятности.

Нахал бузит очень редко и только тогда, когда из бузы можно извлечь материальные выгоды. Нахал или ловкач (lovcatch) – холодный, злой, расчетливый человек. Он слегка плешив, всегда тщательно выбрит, носит брюки в полоску и чистит их по утрам метелочкой. Глаза у нахала светло-голубые и очень спокойные. Среди родственного ему общества малоповоротливых и тупых мещан – это щеголь и аристократ духа.

В гастрономическом магазине Моссельпрома нахал платит деньги вне очереди.

– Позвольте, позвольте, – говорит он, расталкивая публику, – мне не платить… Мне тут доплатить только… Двугривенный. Посторонитесь, бабушка! Один момент!.. Уно моменте, хе-хе…

Когда публика обрушивается на нахала целым водопадом проклятий и ураганом жестов, в его голубых глазах появляются искорки смеха и на щеках образовываются ямочки. Он смотрит на беснующихся людей с веселым удивлением и даже оборачивается назад: кого, мол, это ругают?

Это он, нахал, стучит палкой в оцинкованное стужей окно послеслужебного трамвая, желая ускорить движение выходящих на остановке пассажиров. Это он, приметив еще из дверей вагона уютное и удобное местечко у выхода, спешит поскорее занять его, садится, вынимает тугое портмоне и, полностью воспринимая радость жизни, говорит никнущему в проходе инвалиду:

– Передайте, любезный, деньги кондуктору. На полторы станции. Да сдачи не позабудьте.

– Да ведь у меня рук нет, милый, – скромно отвечает инвалид.

– А ты зубами. Я, брат, в цирке одного такого видел. Тоже из ваших. Без рук, стервец, обходится. Карты тасует… Ты пойди, полупочтенный, посмотри.

– Боже, какой нахал! – с молитвенным ужасом шепчет сидящая рядом старушка.

– Ну уж и нахал! Это вы, мамаша, слишком. Просто жертва империалистической бойни.

Если спросить нахала, сколько он заплатил за билет второго ряда в академическом театре, нахал начнет неистово хохотать и, плача от смеха, скажет, что ни разу в жизни не осквернял своего достоинства покупкою театрального билета.

Но вот нахалу нужно приобрести костюм. Как же нахал поступает?

Он идет в большой государственный магазин и, покрикивая на приказчиков, начинает рыться в грудах панталон и пиджаков.

– Черт бы вас разодрал сверху донизу! – говорит нахал смущенному приказчику. – Да разве ж это качество продукции? Это извозчичья кляча, а не пиджак. А это что? Я вас спрашиваю, что это та-ко-е?

– Брюки-с, – лепечет приказчик.

– Что? Как вы говорите? Я не расслышал.

– Брю…

– Ах, брюки! Так вас понимать? Ага! Так вы осмеливаетесь утверждать, что вот эти отбросы улицы, эти разрозненные кусочки навоза, эти инфузории, эта эманация хлопчатой бумаги – и есть брюки? Оч-ч-чень хорошо!

– Молчать! – кричит нахал подошедшему да шум заведующему. – Вы у меня попрыгаете! Я вас… Сколько стоит этот загрязненный, бывший в употреблении мешок, который вы называете костюмом? Что? Семьдесят пять? Без торгу? Что-о-о? Ну, ладно. Заверните. Деньги запишите за мной.