Юрий Либединский - Зарево

Наконец тропа пошла полого и стала шире. Вот миновали дорожную будку, и часовой вышел из тьмы. Здесь тропа превратилась в дорогу. Здесь можно задремать и снова увидеть во сне Сашеньку…

Но вдруг треснула и разорвалась вселенная. Инстинктивно натянув поводья и сдержав шарахнувшегося коня, Александр при свете, ударившем с неба, увидел реку в белых водоворотах, каменистые колеи дороги, оскалившееся лицо Батыжева, что-то говорившего, но что — при страшном грохоте не было слышно. Потом все погрузилось во тьму, продолжался только грохот. И снова ослепляющий свет, вспышка, с шелестом пролетает снаряд над головой, и где-то за рекой слышен тяжкий удар в землю.

— Турки открыли огонь! — крикнул Темиркан. — Наверно, будут атаковать. Скорее скачи до штаба!

Огневой налет турецкой артиллерии застал Смолина, Булавина и еще нескольких казаков в каменном ущелье, по дну которого бежал ручей. Остановившись, они глядели вверх — туда, где высоко видна была лишь узенькая, усыпанная звездами щель. На мгновение она ярко освещалась, и тогда звезды исчезали, а потом вновь все становилось черно, и только грохот артиллерии, приобретавший здесь, в этой каменной щели, особую силу, сопровождался эхом и продолжал сотрясать все кругом. Первые минуты казалось, что даже стены ущелья трясутся…

— Нам бы, ваше благородие, сейчас самое время вперед продвинуться, — прикоснувшись к самому уху Смолина, прокричал Булавин, и Смолин, одобрительно кивнув, дал поводья коню.

Теперь эвон подков о камень, который до начала артиллерийской стрельбы казался опасно громким, при грохоте пушек совсем не стал слышен. Казаки сильно продвинулись вперед. Но вот артиллерия смолкла и началась торопливая ружейная трескотня. Наверху по склонам, совсем близко, видны даже стали вспышки выстрелов. Если бы турки обнаружили внизу передвигавшуюся цепочку казаков, они, конечно, перебили бы всех по одному… Когда вспышки ружейных огней оказались уже несколько в тылу, Филипп посоветовал остановить людей и послать вперед пешую разведку. По его соображениям, вьючная тропа подходила к скалистому краю ущелья именно в том месте, где они сейчас находились.

Смолин согласился с Филиппом. В разведку были посланы два славившихся ловкостью казака — Воронков и Лиходеев, остальных же скрыли под нависшей скалой… Филипп, встав на седло и ухватившись за кусты, ловко подтянулся на руках и, вскарабкавшись на самую скалу, скрылся под кустом, Вглядываясь оттуда в темноту, освещенную только вспышками ружейного огня, он увидел позади справа «тычок» — позицию, которую занимали Смолин и Зароков. Подобно невысокому темному куполу возвышался «тычок» среди таких же округлых горок и был бы почти неотличим от них. Но именно там вспыхивала и гремела ружейная стрельба, прошитая мерным огнем пулеметов. Присмотревшись, Булавин различал уже и кусты, камни — одни камни: чернели, другие белели, — разбросанные по всему крутому травянистому склону, они в полутьме казались Филиппу похожими на людей, припавших к земле. Ведь он для того и сидел здесь, чтобы не дать возможности туркам незаметно подойти именно отсюда.

Вдруг ему показалось, что один из белых камней шевелится, меняя очертания. Прислушавшись, Булавин уловил слабый стон. Конечно, это был не камень, а человек в белом. Он медленно передвигался, держась самого края обрыва, — Булавин уже различил цепкие руки, хватавшиеся за кусты, за края скалы. Белые бурнусы носила иррегулярная арабская конница, В своем, упорном движении араб этот никак не мог миновать того куста, за которым спрятался Филипп. Видно, что ползти ему трудно, порою он хрипло стонал, бормотал что-то.

Дождавшись, когда человек этот подползет вплотную, Филипп бесшумно навалился на него, сразу же закрыв ему ладонью рот.

Но «араб» не сопротивлялся. От него веяло жаром и кисло пахло рвотой. «Больной», — с брезгливой опаской подумал Филипп, затягивая ему рот большим домашним носовым платком.

— Что у тебя, Филипп Петрович? — шепотом спрашивал Смолин, стоя сейчас на седле своей лошади. Его рыжеусая, с любопытством вынюхивающая мордочка смутно виднелась за краем скалы.

— Поймал тут какого-то непонятного, примите вниз, а я еще покараулю.

— Слезай сам, наши вернулись…

Спустив вниз «непонятного», сейчас совсем притихшего, Филипп сошел на спину лошади, а потом и на землю.

Разведчики уже вернулись. Они притащили с собой находившегося в беспамятстве раненого турка — он валялся на той самой вьючной тропе, на которую им удалось влезть.

— Ну, Филипп Петрович, — весело сказал Смолин, — мы с божьей помощью по «нашей» тропе продвинемся дальше, а ты забирай этих двух пленных и волоки их к нам на «тычок», и пусть пошлют в штаб Темиркану Александровичу донесение, что лаз к туркам мы нашли и что пока мы тут без шухера закрепляемся, а они пусть по нашему следу сразу же вышлют настоящую силу.

Немецкие инструкторы, руководившие турецкими войсками, провели эту операцию по своей классической схеме. Длительная, двухчасовая, артиллерийская подготовка по площадям, с постепенным усилением огневой мощи, предназначалась для разрушения укрепления противника и его коммуникаций, а также для того, чтобы деморализовать русских. Но так как при создании этих укреплений были использованы особенности горного района, русские пострадали в гораздо меньшей степени, чем это предполагалось. Деморализующее действие огня через десять минут после его начала совсем прекратилось. И когда турецкая пехота перешла в наступление, сразу заговорили замаскированные батареи и пулеметные гнезда русских. После каждого шага, сделанного турками, начинались фланговые и тыловые контратаки, к которым турки не были подготовлены…

Все, что Темиркану удалось осуществить на новых позициях, сейчас оправдало себя. Наступление турок захлебнулось. Кое-где вклинившись в расположение русских войск, противник залег и стал окапываться, артиллерия обеих сторон из опасения повредить своим замолчала, слышался только усиленный ружейный огонь, особенно со стороны турок. Однако русские наблюдатели и разведчики, следившие за огнем неприятеля с деревьев и утесов, получали полное представление о линии фронта.

Когда Темиркан примерно к часу ночи добрался до своего штаба, он командира отряда генерала Мезенцева не застал. Несмотря на свой почтенный возраст, генерал сразу же отправился на правый, наиболее угрожаемый фланг участка, где турки продолжали огонь и где с большим вероятием следовало ожидать их атак. Об этих своих соображениях командующий отрядом краткой запиской извещал Темиркана и дал некоторые указания в отношении сохранения связи и необходимости экономии артиллерийских снарядов, которые автотранспорт, используя новый, определенный Сашей Елиадзе маршрут, начал уже подвозить.