Владимир Петров - Польский пароль

— О, потрясающе! — Грефе изумленно вытаращил глаза. — Неужели этот плотоядный хамелеон из числа верующих? Никак не ожидал… Берегись, Крюгель, его внимание дорого обходится, Он тебя сожрет.

— Я не съедобный, — усмехнулся оберст.

— Да, я это знаю! — хитро подмигнул инженер. — Откровенно говоря, мне импонирует твоя внутренняя цельность, ты знаешь, чего хочешь. А твое внешнее безразличие — маска для дураков, и я это тоже понимаю и тоже одобряю. Ты человек-пружина, ты распрямляешься редко, но метко, А вот я не такой: уж слишком часто я распрямляюсь и все по пустякам.

Грефе полистал молитвенник, ткнул толстый палец в страницу:

— Вот это обо мне написано: «Кого бог любит, того он наказывает». Понял, оберст? Впрочем, я вижу, ни черта ты не понял… Так я объясню: они приезжали сюда за тем, чтобы наказать именно меня. Специально прилетали, а эти внезапные испытания «Рейнботе» были чистой инспирацией. Да-да! Меня; старого осла, не проведешь. Теперь они будут убирать меня с должности…

— Убирать вас? Что за вздор!

— Ты очень наивен, мой дорогой Крюгель! Неужели ты не понимаешь, что вокруг «вундерваффе» идет тайная смертельная борьба. Схватка титанов. С одной стороны, вы — вермахт, с другой — эти черные молодчики во главе со своим эсэсовским кардиналом. Не делай испуганные глаза, оберст, я знаю, что говорю.

— Но это же чепуха! Какая разница, в чьих руках окажется «вундерваффе»? В любом случае оно обрушится на головы врагов рейха. Не так ли?

— Так, да не так! «Вундерваффе» — это сила, А сила — эквивалент власти. Надеюсь, тебе не нужно разъяснять эту прописную истину? Дошло до тебя наконец?

— Странно… Но вы-то при чем тут?

— Вот именно. Я тут ни при чем. Я никакой не оппозиционер. В конце концов, мне плевать, кому служить, хоть самому дьяволу! Для меня важно довести свое дело до конца, дать жизнь моему детищу. Я человек науки, и только. Человек дела.

— Я не совсем понимаю вас…

— Чего тут не понять? — закипятился, запыхтел Грефе, — Я конструктор и создатель ракет. Для меня существуют только ракеты, ракеты, ракеты! Ну и еще, если хотите, космос и полеты к дальним планетам.

— Однако, герр Грефе, сейчас ведь идет война, кровопролитная война, — резонно возразил Крюгель. — И не где-нибудь на дальней планете, а буквально у нас под боком. Вы слушали вчерашнюю сводку Дитмара [18] Генерал Дитмар — военный радиообозреватель гитлеровского рейха. ? Развернулись ожесточенные бои уже за Тарнополь, а это, между прочим, всего в трехстах километрах отсюда. Кстати, это нормальная дальность полета для ваших Фау-2.

— Ты уже и это подсчитал? Проницательный малый! — ехидно ухмыльнулся Грефе. Отшвырнув молитвенник, произнес равнодушно: — Меня это ничуть не волнует. Ничуть! И вообще, если уж быть до конца откровенным, меня даже не интересует всерьез, куда полетят созданные мной ракеты: на англичан или на восток, на головы русских. Плевать я хотел на эту войну и на все, что с ней связано. Повторяю еще раз: я человек дела! Сугубо технический специалист, А техника, как любит говорить мой друг барон Вернер фон Браун, — это прикладной ум, а не прикладная мораль.

Крюгель обеспокоенно поднялся, прошел к буфету и выпил минеральной воды. На минуту задумался. Откровения толстяка Грефе ему не просто не нравились, но вызывали острое чувство протеста. А может быть, разглагольствования шеф-инженера всего лишь наигранный максимализм?

Однако спор с ним, хотя бы и по отвлеченной проблеме, никак не входил в планы Крюгеля. Он вернулся к столу, внутренне сдерживая себя, полистал солдатский молитвенник.

— А как вы смотрите, герр Грефе, вот на это? Тут написано: «Когда человек заботится о деле больше, чем о душе, — погибает то и другое». К вам это не относится?

— Ерунда! — отмахнулся ракетчик. — Примитивная притча. Я считаю, что лично моя душа — в моем деле. Я их не разделяю. Это монолит. И вообще, рассуждения о так называемом парении души есть досужие бредни клерикалов и всяких прочих неврастеников-филантропов. В этом смысле я стопроцентный ариец.

— Похвально, хотя и грубовато! — усмехнулся Крюгель. Он с любопытством разглядывал шеф-инженера и думал о том, что, пожалуй, крепко ошибался в нем до сегодняшнего дня, принимая его за безобидного работягу-фанатика, слегка пришибленного в темечко своей непомерной ученостью. У него, у Фрица Грефе, оказывается, тоже есть своя личина, а Крюгель наивно принимал эту личину за подлинность. Именно наивно…

Интересно знать, зачем доктор пришел к нему? Не за тем же, чтобы исповедаться, излить обиду, — с этим мог явиться тот старый Грефе, шутливый добродушный толстяк в ореоле желтых колечек вокруг лысины. Новый Грефе, только что открытый Крюгелем, несомненно, имел более вескую причину для визита.

Крюгель взглянул на часы, недвусмысленно намекая: не пора ли приступить к главному? Шеф-инженер понял, обеспокоенно завозился на стуле:

— У меня есть просьба, мой дорогой Крюгель… Я обращаюсь с ней потому, что безгранично доверяю тебе. Разумеется, это должно быть только между нами, только конфиденциально… Вот посмотри. — Грефе положил на стол клочок бумаги, который неизвестно откуда и как появился вдруг у него между пальцами. («А ведь он прирожденный манипулятор!» — удивился Крюгель.) — Здесь записаны телефоны моего друга фон Брауна… Да-да, того самого генерального конструктора, отца «вундерваффе»! Дело в том, что… Одним словом, обещай мне немедленно позвонить фон Брауну сразу же после… После моего ареста. Ну в случае, если такое вдруг произойдет.

— Вы сгущаете краски, доктор! Такого человека, как вы, ценит сам фюрер. Он не допустит!

— Фюрер, мой дорогой Крюгель, очень далеко. А штурмбанфюрер Ларенц близко. И если я говорю об этом, стало быть, имею основания. Кстати, взгляни в окно: вон он, Ларенц, идет со своими ландскнехтами. Бьюсь об заклад, они направляются именно сюда!

Шеф-инженер оказался прав. Пять минут спустя в дверь постучали: это был стук Ларенца — он стучал костлявым набалдашником щегольского стека.

— Херайн! [19] Войдите! ( нем .).

В комнате Ларенц, правда, появился один. Чопорно поздоровался, однако без нацистского приветствия. Четко прошагал к столу:

— Прошу извинить, господа, долг обязывает. Только что получено радиосообщение из Берлина: по приказу рейхсфюрера Гиммлера арестован за саботаж доктор Вернер фон Браун, а также его помощники инженеры Клаус Ридель и Гельмут Греттруп. Они в гестапо.

Шеф-инженер охнул, у него испуганно отвалилась челюсть. Попытался что-то сказать, однако штурмбанфюрер тут же резко повернулся к нему:

— Айн момент, герр Грефе! В соответствии с приказом рейхсфюрера вы тоже арестованы. Прошу сдать оружие!