Александр Доронин - Перепелка — птица полевая
- Название:Перепелка — птица полевая
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Мордовское книжное издательство
- Год:1993
- Город:Саранск
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Доронин - Перепелка — птица полевая краткое содержание
Этот роман — лирическая хроника жизни современного эрзянского села. Автора прежде всего волнует процесс становления личности, нравственный мир героев, очищение от догм, которые раньше принимали за истину.
Перепелка — птица полевая - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Яблони уже сейчас показывают свой норов. Пахнущая медом часто болеет и, как заболевший ребенок, любит уход. Ей больше всех вредят зайцы. Ушастых Судосев считает самыми прожорливыми зверьками. Из всех деревьев они почему-то выбрали именно пахнущую медом, которую Ферапонт Нилыч за зиму перевязывал рубероидом.
Острые зубы зайцев все равно доставали до нижних веток. Выдержало дерево, сейчас, несмотря на раны, все равно тянется к солнцу. В левой половине сада шуршали похожие друг на друга четыре анисовки. Они не просили много воды, боялись только прожорливых червей. Они едят и едят их листья. Анисовки росли быстро, сильные ветви разбросали ввысь и в ширину. Там, совсем у берега Суры, старались взлететь к небу два грушовника. Днем они бросают длинные тени, ночью молчат, словно охраняют чей-то сон. За ними виднеются китайки. Второй год они поочередно распускаются. Хозяевами сада чувствовали себя две антоновки и белый налив. Первые росли без полива, земля под ними давно не рыхлилась — яблоки же во рту тают. Налив — летнее угощение. Антоновку хорошо замачивать на зиму.
Любит Ферапонт Нилыч в саду возиться. Весной сюда чуть не на заре выходит. Срезает с деревьев сухие ветки, ставит подпорки — к осени от тяжелых яблок ветви совсем до земли склоняются. Или сядет за деревянный стол, положит натруженные руки и долго слушает пение птиц. Выходит в сад и вечером, когда на той стороне реки, в сосновом лесу, кукуют кукушки, то и дело замолкая, будто боятся накуковать кому-то короткую жизнь. Дадут длинную или нет — Судосев тюрьму прошел и войну. Давно на пенсии, но разве усидишь дома? Еще заря не заалеет, а он уже в кузнице. В последние дни Ферапонт Нилыч почему-то занемог. «Отдохни хоть, шипящий твой горн никуда не денется», — утром сказала ему жена. Послушал. До обеда всё нежил себя в саду. Но не выдержал, по огородной тропке заспешил на работу. Председатель колхоза прогнал его: иди, говорит, домой, здоровье дороже кузни. Теперь Судосев копошится у дома, иногда выходит на рыбалку. Поймает две-три щучки да несколько пескарей — вот и весь его улов. Это старика не удручает. Он ходит на реку отдыхать. Садится под черемуху, растущую в конце огорода, где всегда прохладно, закинет в воду удилище и полдня не шелохнется.
Кружатся и кружатся перед его глазами прошедшие годы, как дятлы порой стучат по мозгам: тук-тук, тук-тук… Как по наковальне молоточком бьют.
Со стороны Петровки послышался гул электрички. Вскоре за их огородом показалась и она сама. Сверкающая зеленой краской, быстро, с нервным стуком, прошла рядом, и вскоре снова стало тихо.
Разные поезда видел за свою жизнь Судосев. И такие, на которых возили заключенных. В их вагонах не было ни сидений, ни нар. И встать иногда некуда было — так набивали людьми. Прижимался он спиной к стенке и смотрел в верх вагона с узким окошком. Это так днем. Ночью горела свечка, установленная над ведром. Ведро было пустое, захочешь пить — лижи высохшие губы. Воду раздавали утром, когда приносили еду — кусочек соленой рыбы и картофельного хлеба. К вечеру вновь давали кружку воды и воблу. Как медленно тогда проходили ночи, какими темными казались весенние дни! Но людей сильнее всего тревожило только одно: погонят или нет за ними жен и детей?
У Судосева тогда родители были уже старые. Одна нога у отца деревянная — оставил на империалистической. Мать часто болела. Зачем туда сажать старых и больных? И здоровые-то не помещались…
Два года тогда пролетели, как Ферапонт Нилыч вернулся с войны. Горячие пули летали над ним — остался живой, а здесь сочли его за «врага народа».
…Лагерь располагался в Сибири, около Туруханска. Жил Судосев в старом сарае, сыром, темном, со всех сторон обдуваемом ледяными ветрами. После приезда, на второй день, их распределили по бригадам, дали ватные штаны с фуфайками и погнали валить лес. Тяжелой работы Ферапонт не боялся, беспокоило его другое — их охраняли солдаты с винтовками. Людьми никто не считал. Утром им давали баланду, в обед — снова баланду, на ужин — чай из трав и кусочек хлеба. Работать же приходилось за троих: рубить лес, возить к берегу Енисея, где после разлива его сплавляли вниз по реке.
Настали теплые дни. Все позеленело, прояснилось небо. А у зеков жизнь стала еще тяжелее. С удлинением дня увеличился и объем работы. Люди от усталости валились с ног. Вдобавок, им не давали покоя комары и слепни. В лес без сеток даже и не заходи. Марлю продавали в аптеке, но марля доставалась не всем. Люди спасение нашли в солидоле. Мазали лица колесным маслом — и так, испачканные, рубили лес. Считай, без отдыха. Сядешь на пенек отдышаться — конвоиры уже вскидывают винтовки. Для них жизнь заключенного гроша ломанного не стоила.
В бараках тоже не лучше. Летней ночью комары летали стаями. Люди вокруг бараков жгли костры, в них клали сырой мох и сосновый лапник. В небо поднимался горький, съедающий глаза дым. И так — до утра, пока не холодало и не пропадали назойливые насекомые.
Через год Судосева поставили бригадиром. Начальник, правда, небольшой, таких в лагере около пятидесяти, но все равно стало повольнее. Отпускали его в Туруханск. Это село считалось райцентром. Оно нравилось Ферапонту: стояло на высоком берегу Енисея. Улицы широкие и зеленые. Земля — песчаная, красноватая, будто кто-то покрасил ее луковой шелухой. Дома, кроме бывшего монастыря, деревянные.
По улицам бродили коровы и бегали взлохмаченные собаки — лайки, которых зимой запрягали в маленькие нарты. Жители уже привыкли к заключенным. Однажды Ферапонту выпал выходной, и он вечером пошел в кино. В клубе к нему подсела девушка, лет девятнадцати-двадцати. Худенькая, стеснительная. На ней, как и у других ее подруг, была связанная из собачьей шерсти кофта, на голове синий платок. После фильма Ферапонт с Дашей (так звали девушку) бродили по той улице, где стоял ее дом. Он был немного покосившимся — сгнили нижние венцы. Когда дошли до крыльца, Даша попросила его вернуться. Если отец увидит, говорит, кнутом исхлещет. Пришлось уйти. Да и боялся Судосев лагерного начальства: оно было хуже собак.
Через полмесяца он вновь встретился с Дашей, и она сказала ему: живет с матерью и отчимом. Есть две сестренки — Галя и Глафира. Они учатся в школе. Отец работает паромщиком, мать — уборщицей в школе. Сама закончила семь классов, трудится сборщицей смолы.
И Ферапонт открылся ей: рассказал о своих близких, о Вармазейке, за что попал сюда. Молодые люди понравились друг другу, в их сердцах зажегся тот огонь, о котором говорят одним словом — любовь!
Родителям Даши понравился крепкий парень. Ферапонт был красивым, высоким, не зазнавался, лишних слов не говорил. Неприятно им было лишь то, что в каждый приход Ферапонт своей любимой приносил лесные цветы. В селе считали это привораживанием. Сказала ему об этом Даша — стал носить цветы под фуфайкой. И все равно сестренки Даши не выдержали и похвастались подругам. И распространилась по всему Туруханску молва, что Даша спит с ссыльным.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: