Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.1. Повести и рассказы

Марфутка уронила тряпку. Сергей Сергеич добавил:

— Ты скажи ему, что барин в лавку посылает, не могу, мол, вытрите сами. А когда звать будет комнату убирать, ты на юбку свячёной водой брызгай. Он этого боится и не тронет.

Марфутка подобрала тряпку, с ужасом опустила подоткнутую юбку и выбежала. Сергей Сергеич услышал, как, открыв дверь кабинета, но не входя, она сказала жильцу:

— Сами подтирайте. Меня барин в лавку посылает, — и быстро пробежала на кухню. Сергей Сергеич ласково усмехнулся и вставил в машинку новую папиросу.

К чаю вернулась Кира. Сергей Сергеич хотел рассказать ей, как задал острастку красному директору, но почему-то удержался и только на вопрос Киры, приехал ли новый жилец, ответил с ядовитой усмешечкой:

— Изволили прибыть.

После трех чашек чая Сергей Сергеич ушел в спальню, сбросил заячьи туфли, снял брюки. Посидел несколько секунд, размышляя, на кровати в розовых триковых кальсонах и, откинув одеяло, залез в кровать. Придвинул ближе лампочку и взял со столика истрепанный том юмористического приложения к «Родине» за 1895 год. Кира сидела в столовой, шила узор на шелковой салфетке.

Сергей Сергеич пробежал глазами привычные анекдоты и смешные стишки про атлета, уронившего гири в пятом этаже, отчего гири провалились сквозь весь дом. Каждый день прочитывал эти стишки перед сном. Отложил книгу и зевнул. Повернулся, позвал Киру:

— Кирочка! Иди спать!

Кира ответила недовольно и сурово:

— Ну, и спи, если тебе хочется. А ко мне не лезь.

Сергей Сергеич вздохнул, перекрестился на икону Ивана Воина, подоткнул под себя аккуратно одеяло и погасил лампу.

Люди женятся по-разному. Кто из любви, из бешеной, не рассуждающей, не знающей преград и препятствий бури, родившейся в сердце, другие по здравому и осторожному голосу расчета, иные от скуки, некоторые от тоски одиночества и от того, что некому пришить третий год как оторвавшуюся пуговицу на жилете.

Сергей Сергеич женился из самолюбия. В древнем губернском городе, где по наследству от папаши владел Сергей Сергеич крупнейшим мануфактурным магазином «Бегичев и сын», росла гимназисточка Кира Соловьева. И не успел город опомниться, как к семнадцатой весне распустилась девчонка Кира в ослепительную красавицу. Посмотрят на нее люди и глаза даже зажмуривают, как от солнца. И стали на Киру зариться губернские лоботрясы, чиновники особых поручений, молодые судейские, офицеры кавалерийского полка. Всякому лестно оборвать первые лепестки с такого бутончика. Попрыгали, попрыгали кругом и отошли. Не подпускала Кирина мать близко любителей розанчиков, а жениться на Кире никому было не в охоту. Была Кирина мать, вдова Соловьева, бедна, как старый облезлый шимпанзе, сидевший в клетке городского сада, и даже гимназию Кира кончила только благодаря начальнице, выпросившей для нее стипендию у городского головы. Расчетливых это отпугнуло, а бешеных, любящих ради любви, не нашлось в осторожном городе.

Однажды прогуливался Сергей Сергеич в воскресный вечер в городском саду с покровительным приятелем своим, чиновником особых поручений при губернаторе, Жоржиком Лонгиновым. Мимо, в скромном платьице, прошла Кира. Жоржик взглянул вслед и засвистал.

— Хороша Маша, да не наша. Даже в оскомину бросает. Никакой надежды нет. Не родился еще счастливчик.

Сергею Сергеичу запали на ум Жоржиковы слова. Навел через знакомую сваху справочки, однажды вечером отправился в гости в дом, где бывала вдова Соловьева. Подкатился к вдове со всем уважением, проиграл ей в преферанс два рубля семь гривен, домой отвез на своем рысаке. После несколько раз заезжал, привозил, как будто ненароком, всякие вкусные вещи в подарок. А на пятом визите выложил вдове честные намерения насчет Киры. Вдова вздохнула радостно, закраснелась и пошла к Кире. Сказала тихо:

— Я думаю, Кирочка, что отказывать не стоит. С виду не герой, неумен немножко, но тихий, порядочный. И тебе будет за ним спокойно, и я на старости вздохну свободно.

А Кира повела прекрасными жаркими плечами своими и совсем не взволнованным голосом ответила матери:

— А мне все равно, мама. Не он, так другой. Этот возьмет — по крайней мере благодарен будет, а другие норовят слопать и на улицу выгнать. Выбирать мне не из чего.

На мальчишнике Сергей Сергеич, высоко задрав вермишель бороденки, взглянул с сожалением на приятелей и хвастанул:

— Приуныли? Ау, Кирочка! Вот и благородные и образованные, а розочку сорвать не умели. В писании сказано: «Последние да будут первыми».

Приятели промолчали, только Жоржик скосоротился и похлопал Сергея Сергеича по плечу: «Женимся, брат».

После свадьбы в новенькой спальне подошел Сергей Сергеич поцеловать нареченную, она глаза закрыла и так до утра не открывала. И всю жизнь потом принимала любовь Сергея Сергеича с закрытыми глазами. Но Жоржа Лонгинова, после трех визитов в отсутствие Сергея Сергеича, выгнала из дому со следами пяти пальцев на вздувшейся щеке. Не оправдалась Жоржина надежда.

И только когда загудели багряным набатом сумасшедшие годы, стряслось что-то с вечно спокойной, как будто заснувшей в летаргии, Кирой. Начала запоем читать тоненькие книжки, коряво и наспех отпечатанные на царапающей пальцы бумаге, и на третий год пришла внезапно к Сергею Сергеичу и объявила, что уходит к комиссару дивизии Гордону и будет с ним жить.

Сергей Сергеич обомлел, задергался, стал доказывать священным писанием страшный Кирин грех: «Еже бог почета, человек не разлучает», — но Кира только плечами повела.

— Враки… Сказки ханжеские. Не хочу! Не могу больше с тобой разлагаться. Будто не с человеком живу, а с пилюлей.

Тут Сергей Сергеич обиделся и пригрозил Кире дедовским купеческим обычаем, шелковой плеточкой. И сам испугался. Подошла Кира бледная, схватила за воротник и выбросила из спальни, как щенка. А сама ушла к комиссару Гордону, в чем была.

Но оказался комиссар Гордон не настоящим. Запутался в каких-то казенных деньгах, и расстреляли его на рассвете за городом у известковой печи. Осталась Кира опять одна бедовать, как бедовала в детстве. Ходила прозрачная, голодная, оборвалась, но, как ни ждал Сергей Сергеич, к нему назад не шла.

Наконец не выдержал Сергей Сергеич — сам пошел. Приняла в нетопленной клетушке, кутаясь в платок, долго слушала нудную Сергея Сергеича речь и разрыдалась в заключение. Вытерла глаза и, не сказав ни слова, ушла с Сергеем Сергеичем на старое пепелище. Стала вновь Сергею Сергеичу женой, но еще плотнее глаза закрывала. Но Сергей Сергеич рад был. Вернулась в дом хозяйка, и соблазну на имени Бегичевых не стало.

Первый раз встретив нового жильца на следующее утро, в коридоре, вдавился Сергей Сергеич услужливо в стену, уступая проход. Жилец поравнялся и вежливо поздоровался: