Сергей Лисицкий - Этажи села Починки

Романцов назвал свою фамилию, имя, отчество.

— Сергей Петрович, — поправился Бачурин.

— Ну, как, не распугали мы ваших кур-петухов? — спросил Смагин, усаживаясь за стол, составляющий букву Т со столом директора.

— Что вы, что вы, — поспешил ответить Алексей Фомич, — они у нас от дороги далеко в стороне, — и глянул в окно, куда смотрел и Смагин, на белое здание птичника, что стояло на взгорке, за поймой речки-безымянки.

— Тогда добро, а то вдруг что не так.

— Большое дело делаете, братцы, дорогие мои соседи. — Романцов даже встал и вышел из-за стола. — Слыханное ли дело — асфальтированная дорога, большак через Починки от самого Петровска — оттуда, и до самого Бутова — туда!.. Да я об этом только мечтал, а вот — р-р-а-з и тебе на!..

Алексей Фомич заходил по кабинету.

— Да чем же мне вас угощать, потчевать, гости дорогие? Давайте пообедаем вместе, а?..

— Что вы, — поднялся Смагин, мы бы с удовольствием, да некогда. — Он взглянул на часы. — Сейчас половина первого, а нам в тринадцать двадцать надо быть в райисполкоме, опаздываем…

— Вот те раз, — развел руками Романцов.

— В следующий приезд. Сейчас — извини.

— Вот беда, — с горечью произнес хозяин, провожая гостей на крыльцо.

— Ты меня прости, Алексей Фомич, — сказал Смагин, когда они сошли с порога и Бачурин ушел к машине. — Кажется мне, что хочешь что-то сказать, да не решаешься.

Романцов усмехнулся.

— Может, я ошибаюсь, — продолжал директор карьера, — а если нет, то говори сразу, пока не поздно.

Романцов опять улыбнулся, покачал головой и внимательно посмотрел в зеленые с ореховыми крапинками глаза Смагина.

— Хотел, грешным делом…

— Ну, ну, — нетерпеливо перебил Смагин, — говори скорее.

— Вот до того птичника, что мы смотрели сейчас, а там и свиноферма у меня, — дорожку туда бы. Тут всего полтора-два километра будет, не больше, а муки мучные она нам доставляет.

— Ну-ка, ну-ка, давай глянем.

— Сюда пройдем, — показал рукой Романцов, — вот туда мимо гаража, вниз, через низину и вверх, до птичника.

— Сергей Петрович, — позвал Смагин главного инженера. — Слушай, сможем мы выручить соседей? Вот сюда ус пустить, а то им действительно через ложбину добираться — горе, а?..

Бачурин смерил взглядом направление, куда показывал Романцов, прошел в сторону, чтобы лучше видеть противоположный подъем, повернулся к Смагину и Романцову, ожидающим ответа.

— Спуск крутоват, — тихо и как бы неохотно проговорил Бачурин, — но сделать можно. В низине — грейдер повыше, щебенки побольше.

— Водой не заливает?

— Раз лет в двадцать, и то чуть-чуть, — ответил Романцов.

— Тогда ничего. Щебенки нам не занимать. Значит, Сергей Петрович, давай помогаем им. Будем считать, что это мы времянку делаем. Прикинь смету, перечисление, чтоб все было оформлено. Счет — он дружбы никогда не теряет. Средства-то есть?..

— Нет вопросов, — с готовностью ответил Романцов. — В наше время заиметь подрядчика обходится дороже всяких средств, всяких материалов.

Перед тем как проститься, Смагин пристально вгляделся в темные глаза Романцова, заметил:

— Чувствую я, Алексей Фомич, у тебя по-настоящему крепкая рабочая хватка…

— Так я ж из рабочих и есть. Кадровый сельмашевец из Ростова.

— Вот это да! — оживился Смагин. — Я ведь тоже с Ростсельмаша начинал.

— В какие же годы ты трудился?

— С пятьдесят седьмого по самый шестьдесят восьмой.

— А я с тридцать седьмого до июля сорок первого. Рад, рад такой встрече…

— Что ж, как-нибудь поговорим обстоятельнее, про свои рабочие годы вспомним. А сейчас — спешу, пока…

Смагин крепко пожал Романцову руку, твердой походкой зашагал к машине.

«Посмотрим, посмотрим, — вслух рассуждал сам с собою Романцов, меря кабинет шагами, — а что? Все может быть. Хорошо все-таки иметь добрых соседей, великое это дело…» Лицо его светилось довольной улыбкой. Директор так размечтался, что не услышал ни того, как в дверь к нему постучали, ни того, как с ним поздоровались, — повернулся и увидел в дверях Наталью Илюхину с выражением любопытства на смуглом красивом лице.

— Проходи, проходи, Наташа.

— Передали мне, чтоб пришла… Вот…

— Садись, — Алексей Фомич выдвинул один из стульев из-под стола. — Смотрю я на тебя, доченька, и никак не пойму, на кого ты больше похожа: на отца или на мать… Мы ведь с отцом твоим Василием Андреевичем, нельзя сказать что друзьями — добрыми приятелями были когда-то. Душевно с ним встречались. Книжник он был, не дай бог какой, и меня приучил…

Романцов отодвинул с угла стола какие-то бумаги, подвинул кресло, сел сбоку.

— Я вас тоже хорошо помню, — осмелела Наташа. — Когда вы у нас бывали, о чем-то разговаривали с отцом, тогда вы еще были без усов… А похожа я наверняка все-таки сама на себя.

Алексей Фомич опять улыбнулся, показывая желтые прокуренные, но еще крепкие зубы.

— Да-а, без усов… и помоложе. Ну, ладно! — Он смерил Наталью пристальным взглядом, без обиняков спросил: — Хочешь работать в библиотеке?

Наталья в нерешительности пожала плечами:

— Хотелось бы, чтоб по специальности все-таки. А потом — сумею ли?..

— Ну, это беда — не беда. Сумеешь, есть кому помочь на первых порах. А на пост фельдшера мы тебя и будем иметь в виду. В библиотеке побудешь, пока не освободится место. Как только освободится — принимай дело. По рукам?.. — Романцов мельком взглянул в окно, в глазах его промелькнули холодные искорки. — Если к этому времени, конечно, никуда не уедешь, — закончил он.

— Алексей Фомич, — заговорила Наталья, она понимала, что намек был на ее отъезд из Починок на Восток, — я ведь понимаю так, что уехать можно лишь ради учебы, не иначе.

— Видал, — подхватил Романцов, обращаясь к вошедшему в это время в кабинет Самохину, — слышал, Петр Ильич, что она сказала? Парторг развел руками.

— По ее словам выходит, что все сбежавшие от нас на новостройки, в город и иные места — уехали чуть ли не с единственной целью — учиться! А Пинчуки из Починок, а Лукины, а Титовы, а Шестерневы?.. Вот она же, Шестернева Евдокия, до последнего времени заведовала библиотекой. А тут, видите ли, две недели назад подала заявление на расчет: «Муж устроился на карьере, переезжаем в Петровск».

«Эх, — подумал Алексей Фомич, — забыл поговорить со Смагиным, чтобы они не очень-то переманивали наши кадры. Надо ему позвонить».

— Шестерневы не едут, остаются, — сказал Самохин, усаживаясь на стул напротив директора.

— Да-а? — Романцов удивился. — Что так?..

— Длинная история. Мы не раз беседовали с самим Шестерневым, убеждали. Мол, ты ведь лучший работник на ферме, к чему тебе этот карьер? Он стал была колебаться, а в последний момент, когда узнал, что разряд ему дадут только третий, а не четвертый, как обещали, а главное, с квартирой, сказали, надо подождать год, а то и больше, — тут он и раздумал. Но главное тут не в нем, а в ней…