Александр Кутепов - Знойное лето

— Звал, председатель? — спросил он строго и сердито.

— Заходи, Басаров, — Алексей поднял голову от бумаг и не удержал улыбки: уж больно несуразно одет Егор Харитонович. На ногах сапоги-бахилы, а сверху — одна майка с отштампованной на груди львиной мордой, а может быть и кошачьей, не сразу поймешь творение местного кустаря, знатока моды.

Осторожно ступая, Егор Харитонович как бы прокрался к столу, сел на краешек стула, уставил на председателя плутоватые рыжие глаза — одновременно хитрые и доверчивые.

В этом кабинете Басарова принимают не часто, только в экстренных случаях. Или отругать, или поручить срочную работу. Но сейчас у Егора нет желания браться пускай за наивыгоднейшее дело. Поэтому он нетерпеливо пристукивает сапогом, напускает на лицо еще большую суровость.

Неудачная попытка сманить семью «чуть к северу и чуть к востоку» убавила прыти Егору Харитоновичу. Дней несколько он ходил задумчивый и все затевал разговор на дорожную тему. Но Клавдия стояла на своем твердо.

— Никуда я не поеду! Хоть ты сдохни тут!

В какой-то момент Басарова опять куснула злая муха.

— Тогда я один поехал, — объявил он. — Нам не привыкать.

— Не пущу! — свое кричит Клавдия.

— Так тебя и спросили, — пренебрежительно заметил Егор Харитонович. Посчитав разговор оконченным, он полез в чулан за походным чемоданом.

Зная характерец муженька, Клавдия не стала мешкать. Быстрехонько кинулась по деревне искать Кутейникова. Почему именно его? Да потому, что среди женского населения Хомутово Николай Петрович слыл непревзойденным мастером улаживать семейные скандалы и дрязги.

Пока найденный Кутейников слушал слезливый рассказ Клавдии да пока доковылял до места происшествия, Егор Харитонович уже выколачивал о крыльцо пыль из походной амуниции и орал во все горло «сама садик я садила, сама буду поливать…»

— Пришел-прилетел! — встретил он Кутейникова. — А ну давай, прочитай молебен о спасении моей грешной души. Желаю послушать!

Кутейников ничего не сказал, а загадочно поманил пальцем Егора Харитоновича и пошел за ворота. Поперхнувшись от неожиданности, Басаров пожал плечами, но все же пошел следом. Клавдия туда же, но Кутейников остановил ее.

— Ты, Клавдия Потаповна, погоди. У нас с Егором Харитоновичем разговор секретный будет.

Сперва Клавдия слышала из-за ворот заполошные вопли Егора, но скоро тот унялся, и слышно было, что говорит один Кутейников. А что он там говорит, Клавдия не разобрала.

Вернулся Егор Харитонович примерно через час. Молчком сел ужинать. И только когда пил уже чай из большой расписной кружки, как бы невзначай обронил:

— На психику давит.

— Кто? — вроде не поняла Клавдия.

— Да твой Кутейников… Еще и обзывается. Нашел дезертира! Но учти, — строго заметил он. — Егор свое слово всегда сказать может.

Клавдия же только облегченно вздохнула… Это было два дня назад, а теперь вот Егор Харитонович сидит перед Глазковым.

— Мне, между протчим, в молчанку играть некогда, — назидательно говорит он Глазкову. — Чего от Егора надо, председатель? Какая такая нужда случилась в нашем шибко передовом колхозе? Да тыне стесняйся, председатель, говори! Егор Басаров всякое слово понимает. У Егора ухи золотом не завешены.

— Слушай, Егор, — остановил его Глазков, — прозвище-то у тебя какое?

— А! Дурак народ! Это ж придумать надо? Ботало! Да какое я ботало? Самый что ни есть сурьезный человек. А ты к чему это, между протчим? — насторожился Егор Харитонович.

— Так просто. Вспомнил и спросил… Слух тут ходит, что опять в отъезд собрался. Куда на этот раз, если не секрет?

— Поеду искать, где калачи на березках растут, — Егор Харитонович сразу пошел на обострение. Это хорошо действует, проверено на практике, так сказать.

Но Глазков не принимает вызова. Смотрит как-то странно, будто известна ему про Егора Басарова какая-то тайна, а сказать не хочет.

— Ты чего на меня вылупился? Чего уставился, спрашиваю? — заволновался Басаров и заерзал на стуле. — Я тебе не артист какой. Ишь, взяли моду! Кутейников тоже вот так — в душу поглядывать наловчился.

— Эх ты Егор, эх ты Харитонович! — с горькой усмешкой повздыхал Глазков, но сразу же за этим его голос стал прежним — упругим и весомым. — Вот ты все погибель деревне сулишь… Зря стараешься, предсказатель! Зря! Навсегда минуло то время, когда один худой год насмерть подсекал крестьянина. И корову личную колхозник нынче со двора не поведет. Не допустим этого. Ни за что! День будем работать, ночь будем работать, а выдюжим. Наклонимся, но не сломаемся. Вот так! Если это понятно Егору Басарову, то чтоб не трепаться больше. А не понимаешь — катись к чертовой матери! Только предупреждаю: назад мы тебя не пустим. Колхоз без тебя не развалится, а вот как ты без колхоза — это другой вопрос.

— Да все я понимаю! — Басаров хлопнул фуражкой по колену. — Только ты послушай, что Егор скажет, какую Егор критику наведет.

— Слушаю — и очень внимательно, — Глазков по привычке уложил подбородок на ладони. — Давай, критикуй.

— Опять лыбишься, председатель? — Егор Харитонович укоризненно покачал головой. — Мягко стелешь, председатель, да лежать жестко. Все ты правильно говоришь, а души, между протчим, в твоем слове нету. Души нету! — на лице Басарова изобразилось неподдельное страдание. — Машина ты, председатель, а из нас винтов наделать собрался.

— Постой-погоди! — изумился Глазков. — Всяко меня называли, но машиной — первый раз.

— Первый да не последний, — Басаров заговорил без обычных ужимок и шуточек. — Нынче я сказал, завтра другие повторят. Много вашего брата тут перебывало, а добром, между протчим, ни один не ушел. То коленом ему под зад, то сам побежал без оглядки. И ты смоешься. Смоешься, это точно! Не колхозу старанье твое, а за славой погнался. Как же, на виду у всего района! Твоя Ольга, между протчим, все насчет науки разоряется. Вроде опыты над нами проводишь.

Глазков слушал не перебивая. То усмехаясь одними уголками рта, то покачивая головой в знак согласия или отрицания. «А ведь в чем-то он, наверное, прав по-своему, — думал он. — Ведь со стороны на меня смотреть, так многое поди-ка непонятно. А я на это как-то не обращаю внимания».

Но дальше Егор Харитонович, как говорят про него хомутовцы, вовсю заботалил. Теперь на язык шло все, что в голову взбрело. Принялся вспоминать прошлые обиды. Этого ему не дали, здесь его обошли, тут его не заметили. Для верности, чтобы не сбиться в счете, Басаров загибал пальцы. Алексей опять согласно закивал головой, подтверждая, что все было именно так, как говорит Егор Харитонович.

— Вот что обидно! — с надрывом крикнул напоследок Басаров. — Мне, между протчим, начхать на ту премию, а уважения меня не лишай. К нашей бочке и я не последняя затычка.