Станислав Мелешин - Расстрелянный ветер

— Я Султанбекова! Я из княжеского рода! Убейте меня!

Заныло раненое плечо. Кривобоков поморщился от боли и с ненавистью взглянул на ее подкованные медью сапоги, пыльные бешмет и шаровары, короткую стрижку волос, на белые пухловатые пальцы, которые недавно нажимали курок, злобно отрубил:

— Все вы, суки, из княжеского рода!

Бандиты захохотали. Кривобоков, картинно придерживаясь рукой за раненое плечо, нравясь сам себе, как победитель, продолжал:

— Давить вас надо! Насиловать и убивать! Стрелять, как бешеных собак!

Султанбекова, закрыла глаза рукою, поднялась бледная и отрешенная, разжала губы и что-то резко сказала самой себе.

Кривобоков не расслышал.

— Что?!

Она медленно повела свой раскаленный отчаяньем и обидой взгляд навстречу его взгляду, и он заметил, что на ее шоколадных глазах дрожат крупные капли слез.

Он залюбовался ею, статной, беззащитной и красивой: «Ну и королева! Может быть, оставить для утехи?!», но пересилил себя: мол, добыча общая, — и великодушно приказал:

— Взять ее!

Султанбекова громко застонала, стала отбиваться от жадных цепких рук, но ее быстро скрутили, потащили и прижали к скале.

Кривобоков уже направился в свою землянку, но чей-то прерывистый голос позвал его:

— Михайла Маркелыч! Айда…

Раздался хохот, и, перекрывая его, пронзительно-радостный визг. Это завыла Султанбекова, вырываясь и протягивая руки к Кривобокову:

— А-ах! Михаил Маркелович, я вспомнила! Я узнала вас!

Ей зажимали рот и валили ее на траву, но она была здоровой и сильной женщиной — удалось докричать остановившемуся Кривобокову:

— Вспомнила! Ваш отец, Маркел Степанович Кривобоков, есаул! Он дружил с моим отцом Султан-беком и часто гостил у нас в Тургае! Михаил Маркелович, спасите!

Кривобоков вздрогнул, услышав об отце, что-то вспомнил, шагнул вперед и выстрелил несколько раз из маузера в небо.

— Отставить! Отпустите ее!

Да, он вспомнил! Отец часто уезжал в Тургайские степи закупать коней для Оренбургского казачьего войска, и Султан-бек, степной князек, тоже приезжал в станицу делать дела.

Вот чертовщина! Значит, она дочь Султан-бека, потому и фамилия ее Султанбекова.

Он приказал отвести пленницу в свою землянку и поставил часового у дверей.

Еще он приказал вернуть ей все: коня, тюк с одеждой, хлебом и вяленой бараниной, шкатулку-сундучок, пояс без оружия.

Вечером он вошел в землянку и удивился: все в ней было прибрано и чисто. В углу горела свеча, на стене к бревну было прилажено зеркальце, воздух был свеж и пахло духами.

Султанбекова, одетая в шерстяное длинное платье, причесанная и величественная, встретила его сдержанно. Она полулежала на топчане и курила папиросу, положив холеную спокойную руку на высокое бедро.

Кривобоков пришел в бешенство, с ходу выстрелом уничтожил зеркальце.

— Дур-рак! У меня есть другое.

Услышав это, он хотел тут же пристрелить и ее, но решил повременить, он ее сначала в дугу скрутит. И властно, с металлом в голосе растянул:

— Не забывай, что я пощадил тебя, но твою пулю я ношу вот здесь!

Раненое плечо снова заныло.

Он перешел на крик:

— Малейшее неповиновение — и я тут же могу все переиграть!

Султанбекова протянула ему руку с незажженной папиросой:

— Успокойся, Михаил Маркелович. Садись. Я знаю, что попалась. Но согласись: мы были как в честном бою — кто кого! А сейчас — я в плену. Ты можешь все… Но раз уж пощадил, выслушай…

Кривобоков немного успокоился, услышав приятный грудной женский голос, который словно баюкал и обещал что-то, его дразнили ее бархатные глаза и гордая округлая шея, выпирающие тугие груди и спокойная рука на высоком бедре, он желал бы обнять все это, всю ее здоровую красоту, утихнуть, отдохнуть за все эти годы мерзкого одиночества, но чувство хозяина взяло верх, и он хрипло разрешил:

— Говори!

— Вы убили двух моих братьев и перестреляли всех родичей. Пятнадцать человек! Вам это было просто… Набег… Погоня… Теперь я осталась совсем одна. Куда же мне податься?! Советы конфисковали у меня все! Последнюю отару овец, которую мы прятали в горах, отобрали вы. Жестоко и по-волчьи!

Кривобоков сжал кулаки и презрительно досмотрел ей в глаза:

— Сильный всегда бьет слабого. Нам нужно жить! И уничтожать всех, кто этому помешает!

— А мы шли в Тургайские степи… И вот… выходит, что вы ограбили тех, кого уже ограбила Советская власть. И еще… эта дикая сцена с насилием! Неужели тебе это не противно?

Кривобоков прикрикнул, теряясь:

— Ну, ну! Заговорила! Теперь вот что. У нас с тобой одна дорога: мстить и уничтожать всеми средствами и способами наших врагов!

Султанбекова приподнялась.

— Я на все пойду… Михаил…

Она с придыхом всхлипнула и протянула навстречу ему округло-белые руки. Он подошел к ней, и они взглянули в глаза друг другу. По ее улыбке, по ее затаенному спокойствию и подрагиванию рук он понял, что она благодарна ему, ждет его, некуда ей от него деваться.

Кривобоков припал к ней, и она обняла его. Обняла так горячо и крепко, что он чуть не задохнулся.

…Наутро Султанбекова уже звала его «Мишенькой». Из сундука-шкатулки, где хранились носовые платки, помада и пудра, она достала узелок золотых тяжелых рублей с портретом последнего царя и великодушно подарила ему на «общее дело»!

Несколько дней она почти не выходила из землянки.

И когда Кривобоков вернул ей нож и наган, и даже карабин, она вышла вместе с ним, вооруженная, в сапогах, шароварах, перепоясанная ремнями, и, зло глядя на остолбеневших бандитов, скривила губы усмешкой, услышав:

— Отныне госпожа Султанбекова, обиженная Советской властью и наш друг, входит в наш отряд наравне со всеми. Я лично расстреляю каждого, кто обидит или оскорбит ее. Для дела нашего она нужна! Братья мои! Скоро час мщения настанет! Выпьем за удачу!

По ухмылкам и восторженному гулу Кривобоков понял, что все довольны.

Освободившись на время от одиночества, он запил на неделю.

Она ходила с ним в налеты, до отчаянья смелая, но все время ненавидела всех за свой пережитый позор.

Это было давно, год назад.

Сейчас она осторожно отодвинула свечу и поставила на ящик из-под леденцов чашку с мясом.

Кривобоков хватал руками разваренную баранину.

— Мишенька! Задам я тебе один вопрос…

Кривобоков насторожился.

Она подошла к нему сзади, обхватила его голову теплыми руками и прильнула к небритой щеке.

— Ты меня еще любишь?

Кривобоков поперхнулся, и когда она села к нему на колени, он почувствовал горячую тяжесть ее тела, сказал:

— Уйди от меня!

— Куда же я уйду?!

Он потрогал ее за холодную коленку и услышал над головой дыхание.

— Мишенька! Когда ты рядом со мной…