Станислав Мелешин - Это случилось у моря

Там были города и люди. Другая жизнь…

Она была одинокой, свободной. В двенадцать лет убежала из детдома, бродяжничала по берегам Охотского моря, а потом, когда вымахала в здоровую краснощекую девку, на которую стали засматриваться парни, прижилась в рыбацком поселке Охотке, да так и осталась, поступив работать поваром на сейнер.

В поселке о ней шла нехорошая молва как о гулящей. Ей было уже двадцать лет, когда неожиданно посватал ее вдовый рыбак из соседнего поселка Каменки.

Просто пришел он, Буйносов Федор, к ней в хибару и сказал:

— Давно слежу за тобой. Люба ты мне. Давай сойдемся. Я один и ты, вижу, одна. Вместе жить легче, — и почему-то встал на колени.

Варька растерялась тогда: никто еще не сватал ее, и она не знала, что это такое, но подумала, что вот человек, наверное, любит ее, раз пришел звать к себе в жены, и ей стало приятно.

Она подняла его с пола, усадила за стол и захлопотала у печки. Ей было жаль его, скромного, одинокого, намного старше ее; она замечала, как он опускал глаза, когда встречался с нею взглядом, как поправлял розовый вылинявший галстук и старался удерживать дрожь в руках, когда черпал ложкой щербу-уху.

«Пьет много. Ох, ты мой негаданный!» — подумала она о нем, жалеючи его, и еще подумала, что вот и начинается ее настоящая-то жизнь с мужем, в семье. А что?! Ведь выходят женщины замуж и у каждой муж рыбак, и дети! Видно, и ей пора такая настала, что этот мил-человек сам пришел и сам позвал ее к себе, ласково назвав «Варенькой», и все время почему-то прятал руки.

Потом он ушел. Варвара сказала ему, что подумает, и ночью долго не могла уснуть… Много женщин в поселке, много вдов и молодиц, а выбрал Федор только ее…

Много парней любовались ею, многие обхаживали ее, целовали, но никто всерьез не предлагал ей пожениться, а тут почти незнакомый, явился — и вот она должна решить: пойти в Каменку мужней женой или остаться в Охотке.

Нравился ей Павел Игнатов — мастер лова, высокий, русоволосый, но он, казалось, не обращал на нее внимания… Любила она его издали, крепко, до головной боли, и всегда искала встреч с ним. А он, как всегда, сдав рыбу, проходил мимо, и когда от этого щемило в душе, Варвара все ждала, что Павел придет к ней и скажет, как Федор Буйносов: «Давай, выходи за меня замуж — и все. Вот я свое сердце тебе положил на стол».

Но этого не было. И она ушла в Каменку к Буйносову.

Они тогда шли берегом, шли долго. Неспокойное море накатывало волны на берег. Федор, обняв Варвару за плечи, вздыхал о чем-то, а она смотрела в море, и ей хотелось искупаться. Она подумала, что это ее муж, о чем она мечтала!

И потянулись серые скучные дни. Федор, возвращаясь с лова, пил, и Варваре это было противно. Она несколько раз собиралась уходить, но было неудобно, да и жаль Федора, хотя настоящего счастья не видела, а только тоска, безрадостность. Поняла однажды, что живет она у Федора домашней работницей, и еще поняла, что без любви, только на жалости, и что жить так дальше не сможет.

Через два месяца она ушла от него. Вернулась домой, не хотелось жить просто так и на чужом берегу. А здесь, в Охотке, все было другое. Она почти каждый день видела Павла и ждала, что настанет такое время, когда и он будет засматриваться на нее, искать встречи.

А по утрам перед работой смотрела на себя в зеркальце, думая о том, что не такая уж она последняя да некрасивая, чтобы не понравиться ему. «Я красивая! Красивая!» — спорила она с отражением в зеркале. Нравилась самой себе.

На нее из стекла глядела улыбающаяся молодая краснощекая рыбачка с немного удивленными зелеными глазами.

Следила за походкой. Ей хотелось так шагать по земле, будто она не шагает, а летает, как птица. Но походка ее была тяжелой. Упругие груди выпирали из батистовой кофты. Она иногда закрывала их косами.

С Павлом Игнатовым Варвара познакомилась на сейнере, когда работала поваром. Он зашел в камбуз, промокший и злой. Встал у металлической обшивки котла обсушиться и приложил озябшие руки к горячей броне.

Она поставила на стол еду и, упершись кулаками в бока, веселым, чуть с хрипотцой голосом, пригласила:

— Кушайте, Павел Иванович. Остынет же!

Он долго смотрел на нее, моргая.

Она зарделась румянцем и подумала: «И этот любуется».

Съел все и попросил добавки. А потом долго курил и все смотрел на нее до тех пор, пока его не вызвали наверх, на палубу.

Приставали рыбаки — била их по рукам. Особенно приставал Водовозов. Она слышала, как Павел сказал ему однажды:

— Не преследуй девку — не по тебе она. Жена есть к тому же.

Вскоре Варвара перешла работать на берег, в рыбные цеха.

По вечерам она любила уходить к морю и слушать его приглушенный шум, смотреть в небо. Ей особенно нравилось, когда от горизонта до горизонта опоясывали небо белой лентой невидимые реактивные самолеты. Думала, что летчики эти обязательно из Москвы, что где-то есть другая интересная, веселая жизнь, и ей хотелось в Москву.

А когда видела в море корабль, гадала: военный или торговый, и все ждала, что корабль вот-вот подойдет к берегу, туда, где она сидит, и выйдут на берег моряки и сделают ручкой приглашение: «Пожалуйста, Варвара Михайловна, к нам в гости».

Редко в Охотке появляются новые люди. Разве почтовый катер с длинным рыжим почтальоном, который всегда подмигивает и нехорошо осматривает ее с ног до головы, да экспедитора по приему рыбы, приезжающие на пустом рефрижераторе.

Правда, еще иногда останавливаются в Охотке геологи дня на два, а потом уходят куда-то, так что и рассмотреть-то их некогда как следует.

Один в кожаной куртке и клетчатой рубашке, белокурый такой, сказал ей однажды: «Идемте с нами! Работа найдется. А то свою, кажется, вы не любите… Да и характер у вас такой, что вам все новое подавай…»

Она растерялась тогда и ничего не могла решить, хоть ей было и приятно такое приглашение.

Она любила Павла. Были еще демобилизованные из Германии солдаты. Она видела их на свадьбе Таньки Безугловой. А еще приезжал как-то корреспондент газеты из Москвы, веселый молодой парень, почему-то в морской офицерской форме.

Он всех фотографировал, уезжал с рыбаками на лов, обо всем расспрашивал и купался с мальчишками.

— Варвара, ты мне нравишься, — сказал он ей однажды и покраснел.

Все время фотографировал ее и на работе, и дома, и на берегу. Особенно ему нравилось, когда она как птица летала со скалы в воду. Он восхищенно ахал и щелкал фотоаппаратом.

Они любили наблюдать за морем и в штиль и в шторм, смотреть, как волны с шумом подкатывались к ногам и с шипением оседали, уплывая обратно. За волной тянулся шурша белый пенистый шлейф, пузырясь и лопаясь меж галькой.

Корреспондент заходил в воду, подставлял плечо волне, входил в нее, и вместе с волной выбрасывался на берег, хохотал.