Илья Маркин - На берегах Дуная

Никогда еще Аксенова не охватывала такая досада и злость на самого себя. И зачем только он поехал сюда, в роту Бахарева, где неизбежно он должен был встретиться не только с Настей, но и с самим Бахаревым? Проверить разминирование и сделать все, что требовалось, мог бы любой офицер. Но генерал Воронков послал именно его. Да и сам он мог бы поступить совсем не так. Что стоило, как обычно делал и он и штабные офицеры, зайти в штаб полка, взять одного из полковых офицеров и вместе с ним пойти в роту Бахарева. Тогда можно было бы и встречи с Настей избежать и с Бахаревым говорить только официально.

Думая так, Аксенов ощупью пробирался по узкому и скользкому ходу сообщения, то и дело натыкаясь на углы и выступы замерзшей, холодной земли.

Глаза понемногу привыкли к темноте. Четче обозначались раньше почти незаметные насыпи брустверов. Все вокруг казалось сплошной равниной. На земле не было заметно ни одного движения. В вышине, то замирая на мгновение, то вновь усиливаясь, неторопливо потрескивали моторы ночных бомбардировщиков. Издали доносились приглушенные взрывы.

Эта обычная для войны обстановка не успокаивала Аксенова. Уж лучше б настоящий бой с воем и скрежетом снарядов, со свистом и взвизгиванием пуль, где можно забыть все неприятное и думать только о деле.

— Стой, кто идет? — прервал мысли Аксенова тихий окрик.

— Майор Аксенов.

— Пропуск?

— Затвор… Где командир роты? — спросил Аксенов.

— Тут вот, рядом, в землянке.

Аксенов рассмотрел высокого солдата с автоматом на груди. Он шагнул навстречу и простуженным голосом предложил:

— Пойдемте, провожу.

На голову выше Аксенова, он уверенно шагал по скользкой земле.

— А темнота-то — хоть глаз коли, — добродушно говорил он, изредка покашливая, — и морозить вроде начинает. Вот сюда, тут дверь.

Аксенов поблагодарил провожатого и, нащупывая руками стены и ногами ступеньки, полез в узкий проход. Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Рука машинально нащупала ручку двери. Аксенов потянул ее на себя и остановился на пороге землянки.

— Быстрее закрывайте, — раздался чей-то знакомый голос. — Аксенов? Давно здесь?

— Только прибыл, — проговорил Аксенов, все еще не видя, с кем разговаривает.

— Мне сказали в штабе, что ты где-то здесь ходишь, — протянул ему руку полковник Чижов.

Он в наглухо застегнутом кожаном пальто сидел напротив молодого сухощавого капитана, в котором Аксенов узнал Бахарева.

— Ну, садись, рассказывай, зачем приехал. Познакомься, это вот командир роты капитан Бахарев. Старый ветеран моей дивизии, от Сталинграда шагает.

Бахарев неторопливо встал, как показалось Аксенову, с хитрецой улыбнулся и едва приметно кивнул головой. Стараясь не встретиться с ним взглядом, Аксенов присел к столу и, тихо, но отчетливо произнося слова, заговорил:

— Командующий приказал проверить разминирование и занятие исходного положения для наступления. К вам заходил, но вас не было.

— Я вторые сутки дома не был, — склонив седеющую голову, ответил полковник и скороговоркой спросил: — Что нового в верхах-то?

— Особенного ничего. Крупное наступление начинаем. Как и всегда — спешка, волнения, суматоха. Если б в сутках было часов по шестьдесят, и то времени не хватило бы.

Чижов улыбнулся, зная, что о замыслах командования из Аксенова не вытянешь ни слова.

— Ну, тогда слушай, я тебе коротко расскажу, что делается у меня. — Полковник достал из планшета карту, развернул ее на столе и, посматривая то на Аксенова, то на карту, продолжал: — Все работы по подготовке наступления в дивизии закончены. Осталось только обезвредить мины в намеченных проходах для танков и пехоты.

Слушая полковника, Аксенов почувствовал, как приходит к нему то спокойствие, которого он хотел и ожидал. С каждым словом Чижова в сознании Аксенова все яснее и отчетливее складывалась картина титанической работы многих тысяч людей. Это они — люди дивизии Чижова и всех соединений и частей, взаимодействующих с этой дивизией, — на холмах и высотах отрыли десятки километров траншей и ходов сообщения, окопов и укрытий, установили и подготовили к бою сотни пушек, гаубиц, минометов, пулеметов; это они, стрелки, автоматчики, пулеметчики, минометчики, танкисты, саперы, артиллеристы, рванутся завтра утром на позиции противника, чтобы победить.

И вдруг Аксенову стало стыдно. Тысячи людей готовятся сейчас к бою, многие из них, может быть, живут последнюю ночь, а он в это время глупо ревнует, злится, собирается кому-то мстить. «Какой же я еще мелкий человечишка», — думал майор.

И хоть полковник и продолжал говорить спокойно и тихо, водя рукой по карте, Аксенов почувствовал, как у него загорелись уши. Он привстал и взглянул на Бахарева. Капитан сидел, склонив голову к правому плечу, и сосредоточенно слушал полковника. И лицо его, и глаза, и вся молодая сильная фигура были удивительно спокойны.

Это спокойствие и сосредоточенная внимательность передались и Аксенову. Он снова присел на табурет.

Карта сейчас не интересовала Аксенова. В штабе дивизии он подробно ознакомился с построением боевого порядка дивизии, полков, батальонов, изучил организацию взаимодействия, управления войсками, проверил обеспеченность подразделений и обо всем доложил в штаб армии. Сейчас ему нужно было узнать о настроении людей, проверить устройство проходов и занятие войсками исходного положения для наступления.

Всматриваясь в лицо полковника Чижова, Аксенов видел обычное состояние напряженности, которое охватывает всех командиров — и младших и старших — перед выполнением ответственной задачи.

— Простите, товарищ полковник, — заговорил Аксенов, — а как люди? Люди как чувствуют себя?

Чижов на секунду задумался, собирая морщинки на загорелых, темных щеках.

— Видишь ли, люди-то всегда самая сложная загадка. Люди у меня хорошие. У каждого десятки боев позади. Только, понимаешь, война-то кончается, и сейчас погибать особенно обидно.

Аксенов слушал полковника и в его словах находил подтверждение собственным мыслям. Он по себе чувствовал, что война теперь стала восприниматься по-другому. Горечь поражений сменилась радостью побед. И эта радость в новом свете открыла перед человеком смысл и содержание жизни. Все чаще думалось теперь о том, что будет после войны. И если под Москвой, под Сталинградом разговоры почти всегда велись вокруг боев, то теперь везде говорили о том, что будет после войны.

— И понимаешь, — продолжал Чижов, — насколько ответственна сейчас роль командира. Нужно так организовать бой, чтобы ни одной лишней капли крови не пролилось, чтобы шел человек в бой уверенно, зная, что каждый его шаг обеспечен, гарантирован, предохранен от внезапного удара противника. Вот поэтому все мы и не спим сутками, ползаем, ходим, договариваемся, уточняем, проверяем. Ни одной ошибки, ни одного промаха, бить наверняка.