Николай Вагнер - Счастье рядом

Голос Кравчука низкий и густой, никак не сочетавшийся с хрупкой, юношеской фигурой, звучал убедительно. Эту убежденность усиливали резкие взмахи правой руки. Кравчук не стоял на месте. Подходя к столу, за которым сидел Буров, он брал листок бумаги, заглядывал в него и снова мерял твердыми шагами проход, образованный стульями посреди комнаты.

Теперь он говорил о передачах, которые ему довелось услышать, советовал делать их с большей взволнованностью, чтобы они не оставляли людей безучастными и равнодушными.

— Я так понимаю, товарищи, — сказал Кравчук, обводя взглядом присутствующих, — все ваши рубрики хороши. Нужны они. Но прямо скажем — слушаешь иную передачу и хоть уши затыкай. Трещим, трещим. Что ни фраза — гром победы раздавайся. Иногда из-за пустяка трещим. Слова — казенные, наперед известные. По-моему, такими передачами мы просто вредим и сами себе, и нашему общему делу. Человека давайте, рабочего. Самого что ни на есть обыкновенного. Чтобы он верил вам, непременно верил, и потребность в вас чувствовал. Таково мое мнение о передачах, такими они должны быть, — сказал Кравчук, садясь на свободный стул у стены. — Не мнение обкома, — подчеркнул он, — потому что я всего лишь его работник, а лично мое мнение.

Аркадий Петрович улыбнулся и предложил редакторам поделиться своими планами, рассказать о трудностях в работе.

Кравчук, о котором Андрей впервые услышал от Федора Митрофановича, понравился ему с первой встречи. «Это не Бессонова», — думал он, вспоминая телефонный разговор с ней, который состоялся вскоре после столкновения с Буровым. «Вы ведете себя неправильно!» — с нервным упрямством кричала она. «Я о вас уже много наслышана. Делайте выводы!..»

После небольшой паузы слово попросила Роза Ивановна.

— Аркадий Петрович Кравчук, — сказала она, — поставил перед нами задачи исключительной важности. В этом плане мы уже организовали несколько передач и будем делать их впредь. Но уж коли разговор зашел о трудностях, я должна сказать, что сельскохозяйственная редакция не получает никакой поддержки со стороны других отделов. Взять «Последние известия».

Иван Васильевич Плотников каждую неделю посылает своих корреспондентов в район. Но разве хоть один из них привез материалы для нашей редакции? Тоже самое может сказать Лидия Константиновна Ткаченко. Неужели трудно сделать попутно выступление для литературной редакции? Здесь, по-моему, Тихон Александрович, — обратилась она к Бурову, — нужно сделать организационные выводы. Вы нам помогаете и машиной, и в других вопросах, но подготовку материалов для сельхозредакции нужно вменить в обязанность всем, кто бывает в командировках.

— Остается выяснить, — не сдержался Широков, — почему сама Роза Ивановна вот уже полгода сидит на месте.

— Правильно! — поддержало сразу несколько голосов.

— Между тем, — продолжал Андрей, — без выезда в колхозы сельскохозяйственная редакция никогда не сможет показать жизнь такой, какая она есть. И вообще, выехать в район стало у нас проблемой. Завхоз за линолеумом в другую область едет, председатель в Москву — чуть ли не каждый квартал, а для корреспондентов нет средств.

— И еще — о человеке. Ведь человек, воспитание в нем лучших качеств должны быть главным в наших передачах. Почему же наше руководство глушит всякую попытку сколько-нибудь остро ставить эти вопросы? На одних процентах и технологии далеко не уедешь. Просто нас не будут слушать. И очень жаль, что это никак не волнует наше руководство.

Буров сидел, сдвинув брови и собрав в складки кожу на землистом лице. Стараясь сохранять независимый вид, он записывал в тетрадь критические замечания, а когда взял слово, признал критику правильной и обещал учесть ее в дальнейшей работе. Затем он надел очки и, произнеся внушительным басом «Товарищи», обратился к цифрам. Он перечислил количество радиоузлов, приемников и радиоточек, имевшихся в области, не преминув при этом заметить, что эта цифра значительно превосходит тираж областной газеты, и, сняв очки, заявил об огромном значении радиовещания во всей пропагандистской, агитационной и воспитательной работе.

— Куда направлены усилия нашего творческого коллектива? — спросил Буров и, снова надев очки, начал перечислять виды и формы радиопередач, циклы, рубрики, темы и разделы.

— Все это, конечно, очень интересно и важно, Тихон Александрович, — согласился Кравчук. — Но я думаю, что товарищи имеют представление об областном радиовещании. Вы лучше расскажите о планах на предстоящий период и о том, что делается для улучшения работы районных редакций. Вы же председатель областного комитета, вот и расскажите о его деятельности.

— Понятно, — кивнул круглой лобастой головой Буров.

— Вот скажите, Тихон Александрович, в каких редакциях вы побывали в этом году?

Беспомощно перебирая бумаги, Буров ответил, что к этому вопросу он не готов.

— Ну, а какие редакции вы слушали у себя на комитете?

Буров снова не смог ответить ничего вразумительного, и Кравчук сказал:

— Следовательно, районные редакции у нас работают сами по себе, а областной комитет сам по себе. Так?

Реплики Кравчука нарушили стройность выступления Бурова, и он быстро закончил его общими заверениями о том, что вверенный ему коллектив с честью выполнит поставленные перед ним задачи.

После отъезда Кравчука Буров предложил заново пересмотреть весь план передач. Хмелев согласился — ряд замечаний Кравчука надо действительно учесть.

— Не ряд замечаний, а коренным образом пересмотреть весь план. В субботу я лично буду у Аркадия Петровича и доложу ему, как мы реагировали на его выступление.

Хмелев все-таки не был убежден в необходимости переделывать план. По его мнению, наметки редакций не расходились с тем, о чем говорил Кравчук, но спорить не стал.

— План планом, — сказал он, — а как его выполнять?

— Работать, — пробасил Буров.

— Я имею в виду замечания Кравчука. Он говорил о глубоком изучении жизни, а с командировками у нас действительно проблема. Роза Ивановна вообще не выезжает на места, Ткаченко — тоже. И с этим все свыклись. А те, кто ездит — бывают в командировке два-три дня. Широков об этом говорил правильно.

— Широков много говорит, становится в позу египетского императора, а между тем, своим поведением позорит звание советского журналиста.

— То есть?

Буров встал, бросил на стол карандаш и прогремел.

— Не знаю, известно ли тебе, но у меня имеются неопровержимые данные о том, что он сожительствует с Жизнёвой.

— И придумают же люди!

Буров в недоумении посмотрел на Леонида Петровича.

— Почёму ты решил, что это придумано?

— И придумает же изощренный человеческий ум этакое словечко «сожительствует».